В те славные годы, когда одни жили в эпохе Брежнева и Пугачевой, другие пребывали в эпохе группы «Мухомор». Не оттого, что находились под влиянием и обаянием творчества молодых художников. А оттого, что мыслили приблизительно так же, как они. Даже если не находили достаточно свободного времени, бодрости, глупости, лихости (ненужное вычеркнуть, нужное подчеркнуть), чтобы выложить телами на снегу известное всякому хоть немного русскоговорящему слово из трех букв. Или, вмешиваясь в высокую политику, послать Маргарет Тэтчер телеграмму с требованием освобождения Мухоморских (известных еще и как Мальдивские) островов. Или писать портреты поручика Ржевского, планировать похищение картины «Явление Христа народу» из Третьяковской галереи (с благородной целью создания музея современного искусства) и заниматься прочей совершеннейшей ерундой. Много ли требовалось в годы застоя, чтобы публика с изменившимся лицом бежала кто куда.

Группа «Мухомор» возникла не в самом удачном месте в совершенно неудачное время. Серовато-серая Москва 1970-х не предусматривала публичных дуракаваляний, отвязных шалостей и прочих бессмысленных проявлений юной личности в процессе становления. Молодежная культура эпохи застоя, включавшая всякие полуразрешенные, полунезамеченные инициативы, кипела молодой кровью тихо. Окончательный маразм окружающей среды предоставлял бесконечное количество поводов для остроумных выходок. Но прорывы к широкой публике не предусматривались. Не из-за несерьезного качества самодеятельной продукции, а из-за серьезных опасений -- власть не любила, когда с ней шутят. Зато любила понимать, с чем имеет дело. В случае группы «Мухомор» не только любознательным органам, но и дошлым любителям всяческих искусств до сих пор неясно -- что это было? Может, бурный стихийный выплеск молодого таланта. Может, как говорят умные головы, «новая волна» почти «синхронная глобальным процессам», соответствующая модным заграничным трендам.

Первым произнес слово Константин Звездочетов. Об этом нетрудно догадаться по тому, как развивались в дальнейшем индивидуальные уже биографии участников группы. Итак, вначале было слово. Согласно легенде, Звездочетов вдруг сказал: «Я, братцы, мухомор». Его товарищам -- братьям Сергею и Владимиру Мироненко, Свену Гундлаху и Алексею Каменскому -- речение легло на душу. И понеслось. «Первые мухоморские дни прошли в пьяном угаре, матерщине, панк-декламации» -- бойцы не без удовольствия вспоминают минувшие дни. Студенты оттягивались, как и многие их товарищи по художественным и нехудожественным вузам. Широкую известность «Мухоморам» принес «Золотой диск» с текстами (можно назвать их и песнями) -- бойкими и малоприличными. Они казались тогда настоящим глотком свободы. Негаданным-нежданным и оттого особенно приятным. Со вкусом, далеким от политики, с запахом художественно-бытового хулиганства.

«Мухоморов» заметили и приветили гранды андерграунда. Благословил и участвовал в окультуривании бодрого сорняка сам Илья Кабаков. В результате совместной деятельности очарованных юными талантами продвинутых деятелей отечественной культуры, радиостанции Би-би-си, слухов, которыми полнится земля, приборов, считавшихся магнитофонами четверть века назад, и смертной застойной тоски «Мухоморы» вписались в форматы неофициальной художественной жизни (к которой имели отношение весьма приблизительное) и даже неофициальной музыкальной культуры (к которой никакого отношения не имели). Бурные и невнятные их выступления приписали к выходкам футуристов начала века, обогатили ссылками на заумников и обериутов. Минкультовский запрет на исполнение «Золотого диска» закрепил за дурацким приколом статус музыкального явления -- от Звездочетова уже в армии требовали песен.

Безвременный конец коллектива в 1984 году украсили настоящие репрессии. Власть допускала молодежные безобразия -- в известных пределах. Терпела неофициальную художественную жизнь -- в определенных рамках. Почему ей не понравились именно «Мухоморы» -- неизвестно. Власти действовали загадочно. Художников просто отправили служить в армию. Цинично проигнорировав студенческие отсрочки. Почти официально включив службу в рядах в репрессивный список: тюрьма, психушка, ссылка.

Воспоминания о днях молодых и радостных -- дело рискованное. Естественные опасения за шуточки «дцатилетней» давности не оправдались. Ушедшая безвозвратно удаль молодецкая радует по-прежнему, хоть и с трудом сочетается с новыми образами повзрослевших, поумневших участников группы. В большинстве вовремя созревших и, увы, удалившихся от чистых художеств. Иногда в сторону дизайна, а то и вовсе в неведомые дали. К счастью, кроме Кости Звездочетова -- блажен, кто так и не созрел.

Стараниями зарубежных коллекционеров, всесильного времени и доблестных органов материальных свидетельств о тех веселых временах сохранилось на родине не так чтобы много. Не так, впрочем, и мало. Куратору Александре Лопуховой и хозяйке Е.К. Артбюро Елене Куприной общими усилиями с художником Сергеем Мироненко удалось собрать почти все, что сохранилось, -- довольно для выставки и даже большого каталога, который обещают издать к концу сезона.