Внешняя политика России времен президентства Владимира Путина началась с загадки. Задала ее в начале 2000 года на Всемирном экономическом форуме в Давосе американская журналистка, спросившая из зала: «Так кто же он, мистер Путин?» Ни Чубайс, ни Кириенко, ни Касьянов, приехавшие в Давос, не нашлись что ответить. Они растерялись. Растерялась и мировая элита. Владимир Путин, тогда еще и.о. президента, волновал ее не сам по себе, а как лидер, который в ближайшие четыре года как минимум должен был определять новое лицо России. Россия Ельцина была по-своему оригинальна, но к ней, оказавшейся не такой уж и опасной, привыкли. Приход к власти малоизвестного полковника ФСБ грозил сюрпризами -- а вдруг из-под европеизированной маски выглянет "лицо азиата"? Как поведет себя Россия на международной арене?

Поначалу президенту Путину было легко отличаться от предшественника в выгодную сторону. Он часто опаздывал, но никогда не просыпал важные встречи с иностранными руководителями, хотя у Бориса Ельцина в ирландском аэропорту Шеннон в 1994 году был и такой казус: не смог он выйти из самолета к встречавшему его премьеру Ирландии. Не выдавал новый президент и смелых пассажей в стиле ельцинских загогулин -- кто не помнит знаменитое обещание Бориса Николаевича сократить в одностороннем порядке количество ядерных боеголовок на треть, которое неожиданно, хотя и без последствий, прозвучало в 1997 году на пресс-конференции в Швеции. Путин обаял зарубежных партнеров, пообещал им прагматичную, предсказуемую и, что немаловажно, трезвую внешнюю политику.

Парадокс: от встречи с Путиным могли прийти в восторг и премьер Израиля, и вице-президент саддамовского Ирака, хотя, казалось бы, нельзя обаять с одинаковым успехом представителей столь разных и враждебных друг другу стран. Путин говорил приятные вещи, обещал, но, как потом выяснялось, поступал по-своему. Россия снова стала загадкой.

Так какой была внешняя политика России последние четыре года? Один из ответов на этот вопрос: она была загадочной. С полутонами, полунамеками, полушагами. Не агрессивной, не очень напористой, ступающей осторожно и выверено, словно больной медведь. Не случайно американский политолог, интервью с которым мы публикуем в этом номере, подмечает, что у России так и не появилось настоящих врагов, но и настоящих союзников тоже.

Наверное, такой и должна быть внешняя политика страны, находящейся и политически, и экономически в так называемом переходном периоде. В конце концов, такова политика государства, где директор департамента МИДа получает зарплату в восемь-девять раз меньше, чем молоденькая референт в МИДе Испании или Франции. При таком положении дел приходится только поражаться, что за четыре года в нашей внешней политике были не только неудачи, а за них нередко принимают отсутствие быстрого продвижения вперед, но и реальные достижения, а их гораздо больше -- см. мнение экспертов. Одна, правда, черта проявилась у тех российских аналитиков, что настроены критически, но верноподданнически: огрехи сваливать исключительно на МИД, но ни в коем случае не затрагивать президента. Тем не менее внешняя политика России зависит прежде всего от президента и его администрации. Президент и согласно Конституции, и реально определяет ее основные направления. А МИД при этом берет под козырек.

Еще одна особенность: когда мы опрашивали зарубежных экспертов насчет внешнеполитических итогов президентства Путина, то все они скатывались на разговор о проблемах внутри России -- таких, как борьба с олигархами, Чечня, коррупция. Мир судит о России не только по ее внешним шагам, но и в большей степени по тому, что происходит внутри страны. А куда страна идет и куда она в конце концов придет -- тоже загадки. Если взять классификацию бывшего американского госсекретаря Генри Киссинджера, то Россия не является частью ни «мира демократии», как США или Германия, ни «мира равновесия», как Япония или Китай, скорее она часть «меняющегося мира» или, если хотите, у нее особенная стать и гордость. Отсюда острые дискуссии Москвы с Европой, со Штатами. Россия -- это другой мир, уже достаточно предсказуемый и, на радость многим, все еще беззубый, но совсем иной, к тому же собирающийся с силами. Как говорил в конце не менее тревожного для России ХIХ века вице-канцлер и министр иностранных дел Александр Горчаков: «Говорят, что Россия сердится. Россия не сердится. Россия сосредотачивается».

О внешней политике России в ближнем зарубежье читайте в завтрашнем номере.