Занавес открыт, но в зале не погашен свет, грозно шипят, требуя билеты, рассаживающие зрителей бабушки, кто-то разговаривает по мобильнику (и забывает его выключить -- подарили бы спонсоры Мариинке глушилку!), а на сцене уже присутствует молодой человек. В полной тишине делает несколько движений, разворачивается, уходит к заднику. (Сцена пуста, темный фон, лишь в глубине стоит белый прямоугольник с несколькими черными линиями.) Публика стихает, пытаясь понять, что происходит.

Происходит премьера балетов Уильяма Форсайта. Учившийся в школе Joffrey Ballet американец, тридцать с лишним лет назад перебравшийся в Европу (тогда он танцевал в Штутгарте), в 1984-м ставший худруком Франкфуртского балета, а в 1987-м вписанный европейской критикой в краткий список живых гениев, он наконец в России. Мариинке, конечно, хотелось специально сделанной постановки -- но мэтр предложил для начала перенести свои старые сочинения, чтобы труппа освоила стиль. Ассистенты Форсайта -- Аарон Уоткин, Ноа Д. Гелбер и Кэтрин Беннетс -- выучили с петербуржцами сделанный двадцать лет назад для итальянского Aterbaletto Steptext, восьмилетней давности (премьера была во Франкфурте) The Vertiginous Thrill of Exactitude и сочиненный для Парижской оперы In the middle, somewhat elevated (1987). Название первого балета, сделанного на музыку Баха (фрагменты из Чаконы), оставили без перевода; второй (финал Девятой симфонии Шуберта) обозначили как «Головокружительное упоение точностью»; третий, традиционно переводившийся в России как «Посередине, слегка на возвышении» (музыку написал Том Виллемс в сотрудничестве с Лесли Штуком), балетмейстер вдруг предложил назвать «Там, где висят золотые вишни». Сам Форсайт приехал накануне премьеры, отсмотрел результаты репетиций и утвердил исполнителей.

В составах не оказалось Ульяны Лопаткиной -- перфекционистка сама отказалась от работы, решив, что у нее что-то не получается. Нет и Дианы Вишневой. Премьера попала в зону ответственности двух следующих поколений мариинских артистов (в балете пять лет -- уже поколение, а испытание Форсайтом выдерживали прежде всего Дарья Павленко, Игорь Колб, Андриан Фадеев, Леонид Сарафанов). И они вполне с задачей справились. Более того: первые двое работали так, будто во франкфуртском балете родились.

Слово «задача» здесь может быть употреблено в математическом смысле. Балеты Форсайта -- это чисто интеллектуальные построения, они холодны, как учебник, и авантюрны, как пробег мысли гения. Они начинаются неэффектно -- как неэффектен подход тихого человека к доске с мелом в руках; заканчиваются ошеломляюще неожиданно -- как будто казавшийся случайным росчерк доказывает недоказуемую прежде теорему. Все выстроено на антитезах, все в композиции уравновешено (при том, что как раз в пластике Форсайт часто играет с балансом), все продумано до мелочей.

Антитеза «плоскость--объем». Соло у Форсайта расплескивают пространство, ноги и руки артистов выкидываются под немыслимыми углами, вокруг каждого человека -- гудение потревоженного воздуха. Дуэты -- вжимаются в невидимую вертикальную плоскость (особенно в «Вишнях»), руки балерины и танцовщика сцеплены, тела отодвинуты.

Антитеза «спонтанность--просчитанность». В своей труппе Форсайт доверяет избранным артистам импровизацию на сцене -- в рамках заданного стиля. В мариинских спектаклях это не предусмотрено -- поскольку стиль прежде был совершенно незнаком. (Два года назад показанный на Мариинском фестивале немецкими гостями «Артефакт II» стал для петербуржцев -- и артистов, и зрителей -- потрясением.) Но иногда крайне просчитанный математический балет хочет впустить в себя немного человеческого -- мелькнувшую улыбку, случайную перестрелку взглядов. При встрече на сцене парочка смотрит друг на друга (секунда напряжения... прошли в разные стороны); танцовщик подходит к балерине -- та коротко мотает головой -- он разворачивается к другой девушке; и так все это естественно, что уже и не поймешь: вот вымотанная балерина бросает усталый взгляд вверх -- это вопрос (вроде: ну, теперь Ты доволен?) или там что-нибудь двинулось на колосниках, и девушка подняла голову рефлекторно.

Антитеза «знакомое--новое», нормальное знание законов человеческого восприятия. Работает в построении ансамблей (виден мерцающий след Баланчина) и в построении вечера. Ошеломив ни на что не похожим, пористым, как космос, Steptext (взрывы галактик и черные дыры пауз), запланировав добивание зрителей виртуозными «Вишнями», в середину можно поставить «Головокружительное упоение точностью» -- оммаж «мистеру Би», где никто не ходит и не переглядывается, все просто танцуют -- и к тому же на девушках пачки (пусть и вовсе плоские), а не фирменные форсайтовские трико.

Антитеза «плотность--разреженность»: Форсайт ставит массу движений в единицу времени, его балеты -- самые тяжкие в мировом репертуаре, но периоды нечеловеческой активности танцовщиков сменяются периодами их спокойных прогулок по сцене. Плотность и возникает из разреженности: это особенно видно в «Вишнях», когда деловито, но спокойно идущая линия рассыпается на несколько шеренг, вмиг начинающих колебаться, как атомы в кристаллической решетке. В Steptext в одном углу сцены два танцовщика порхают, мельча движения, -- в другом идут чуть не вразвалочку, во всяком случае бытовой походкой. Это не просто игра с вниманием зрителей -- это еще и видимый образ балетного театра. Именно того, где на сцене творится что-нибудь великое, а в кулисах обсуждают ход футбольного матча. И вот здесь становится понятно, что небожитель Форсайт -- человек стопроцентно театральный. Что при всех увлечениях экстримом (в последнее время он выпускает перформансы в бывшем трамвайном депо) он вовсе не чужой человек старому, пыльному, блистательному императорскому театру. Который сегодня открывает его спектаклем IV Мариинский фестиваль.