Наладить отношения с российскими мусульманами Владимиру Путину было сложнее, чем с православными. Если РПЦ обладает централизованной структурой, то у российских мусульман нет единого центра духовной власти. Демонстративная дружба президента с кем-либо из исламских духовных лидеров способна автоматически создать ему среди мусульман не только группу поддержки, но и весомую оппозицию. И об этом г-ну Путину приходилось помнить даже тогда, когда он делал самые общие по смыслу дружественные заявления в адрес мусульман, ведь даже они могли породить в среде последователей пророка Мохаммеда разногласия. А потому государству в последние годы пришлось искать индивидуальный подход к каждому из духовных центров российского ислама.

Во взаимоотношениях с Координационным советом муфтиев Северного Кавказа, в состав которого входят главы духовных управлений мусульман всех северокавказских республик, ключевым стал пафос борьбы с ваххабизмом. Протягивая кавказским муфтиям руку дружбы, Владимир Путин подчеркивал, что нынешняя российская власть не ставит знак равенства между исламом и исламским экстремизмом. Еще более знаковым в этом плане было возведение бывшего муфтия Ахмата Кадырова на высший пост в Чечне.

За пределами Кавказа, однако, во взаимоотношениях с мусульманами все складывалось для президента несколько сложнее. В среде мусульман Центральной России и Урала не преодолен возникший в 90-е годы конфликт между двумя центрами власти -- Духовным управлением мусульман европейской части России во главе с муфтием Равилем Гайнутдином и Центральным духовным управлением мусульман России, возглавляемым муфтием Талгатом Таджутдином. Впрочем, выбор между «гайнутдиновцами» и «таджутдиновцами» затруднен для Кремля по объективным причинам.

Гайнутдин имеет весьма широкие и, по-видимому, не всегда подконтрольные российской власти связи в арабском мире. Кроме того, его духовная традиция достаточно далека как раз от той, которая выступает сегодня в качестве «заслона ваххабизму» на Северном Кавказе. Да и сам Гайнутдин не слишком популярен среди кавказских муфтиев -- важной политической опоры Кремля в самой «проблемной» части России.

Таджутдин, занимающий пост муфтия с советских времен, от этих «болезней» как будто свободен, подчеркнуто миролюбив, лоялен и даже дружен с РПЦ. Однако ему не хватает напора и «оборотистости», и он явно теряет позиции в исламском мире -- попросту сокращается число подведомственных ему мечетей. К тому же потерю влияния Таджутдин нередко пытается компенсировать «нештатными» инициативами -- типа объявления джихада США после начала войны в Ираке.

В этом контексте ясно, почему не раз возникавшие в последние годы инициативы по введению поста муфтия всех мусульман России не получали «высочайшего» одобрения и довольно быстро захлебывались. Вместо этого Путин предпочитал более прагматические шаги: выступал с предложениями, от поддержки которых не мог отказаться ни один из конфликтующих мусульманских лидеров. Самым заметным из них было предложение о вступлении России в Организацию Исламская конференция (ОИК) -- своего рода клуб президентов 57 мусульманских стран. В международном аспекте эта инициатива была довольно проблемной -- в конце концов, у главных союзников России по антитеррористической коалиции идеи вступления в ОИК никогда не возникало, хотя число мусульман в США и ФРГ тоже исчисляется миллионами. Зато все столпы российского ислама, позабыв о распрях, в ответ на инициативу Путина весьма патетически заговорили о внимании президента к их религии.