Когда Фонд Сороса присуждал премии «За подвижничество», один из лауреатов получил не только стандартный диплом, но и личное поздравление от финансиста. Это был Владимир Селезнев -- детский врач из чернобыльской зоны, участковый педиатр брянского райцентра Красная Гора. Во время аварии доктор оставался с пациентами, и сегодня он один из немногих, кто ведет хоть какое-то наблюдение за их здоровьем.

В мае 1986-го, когда произошла авария на АЭС, Владимир Селезнев только-только вышел из возраста молодого специалиста (в Красную Гору он приехал по распределению после мединститута в 1982 году). «Мы работали полные сутки в то время, -- вспоминает он. -- Потому что не знали, что происходит, очень трудно было разобраться сначала. Но видно было, что люди переживают сильнейший стресс. Его объясняли испугом, жарой, чем угодно, но на самом деле этот стресс скорее всего был связан с приличным радиационным ударом. Спустя пару месяцев мне пришлось совершенно случайно увидеть анализы крови солдат химической защиты, которые работали непосредственно в Чернобыле. Отклонения были видны невооруженным глазом: такое бывает после облучения крови ультрафиолетом. То же самое происходило и у нас, жителей района».

Собственно говоря, подвижничество врача заключалось в том, что он просто никуда не уехал, остался со своими маленькими пациентами. «Может, я переоцениваю себя, но мне казалось, что я хорошо в этом разбираюсь, нельзя было пустить дело на самотек», -- говорит Владимир, кстати, сам отец троих детей, которые также остались с ним в зоне. И вот уже 15 лет сельский врач, вооруженный всего лишь стареньким 286-м компьютером, ведет наблюдение за тем, как отразилась авария на здоровье детского населения района. Правда, с районными врачами сотрудничают специалисты Федерального детского центра противорадиационной защиты, Института медицинской радиологии, Республиканской детской клинической больницы.

Владимир Селезнев категорически против недооценки последствий катастрофы: «До взрыва за все время, что я работал, не было ни одного случая новообразований. А всего через год случилось уже три смерти от онкологических заболеваний, сейчас у нас четыре больных раком щитовидной железы, двое -- лейкозом, у одного опухоль бедра и у одного опухоль почки. На три с половиной тысячи наших детей -- это бешеные цифры». Однако брянский педиатр считает, что самое страшное не в этом. Дело в том, что очень часто у его маленьких пациентов нет ярко выраженного диагноза, непонятно, что надо лечить, хотя общее состояние далеко от идеального. Красногорские дети страдают анемией, аллергией, почти у всех ослаблен иммунитет. Причем по официальной медицинской статистике это не относится к последствиям аварии, а объясняется падением общего жизненного уровня в России. Что же касается конкретного Красногорского района, то там эти условия -- отсутствие работы, невыплата в срок зарплаты, плохое питание -- усугубляются еще и тем, что это «загрязненная территория».

Район с 16-тысячным населением делится еще на три зоны: есть зона отчуждения, где все сметено бульдозером, есть зона проживания с правом отселения и есть зона с льготным социально-экономическим статусом. Но люди в поисках жилья вынуждены селиться на отчужденных территориях, да и границы зон постоянно меняют, не спрашивая мнения жителей. «Складывается впечатление, -- говорит доктор Селезнев, -- что разделение происходит в зависимости от того, сколько денег есть на льготы. На какое количество льгот есть деньги -- такие зоны и сделают. Реальная опасность не учитывается». Сейчас врач почти с двадцатилетним стажем работы, из которых 15 пришлись на «постчернобыльское» время, работая на две ставки, вместе со всеми льготами получает зарплату, эквивалентную 50 долларам.

Пятнадцатилетие аварии, по мнению красногорского педиатра, -- это всего лишь начало периода, когда в детородный возраст вступают те, кто был облучен внутриутробно или в самом раннем детстве. И он не ждет от этого ничего хорошего. На вопрос, как «юбилей» будет отмечаться в районе, Селезнев только махнул рукой: «Какой там юбилей, сейчас посевная».