В ситуации давно, бесповоротно и, кажется, абсолютно всеми признанного кризиса местной новой музыки сам факт существования ежегодного авторского фестиваля кажется парадоксальным. Действительно, времена для современного искусства теперь суровые. Коммерческие сложности, сомнительные взаимоотношения творца и адресата вроде как делают ежегодные демонстрации новейшего искусства проблематичными. Вот в старые времена кроме заливной «Московской осени» с ее идеей количества без идеи качества вполне мог бы существовать ежегодный авторский фестиваль, к примеру, Георгия Свиридова или, на худой конец, Тихона Хренникова. Их не было потому, что пафос коллективизма пугливо преобладал над пафосом творящей личности. Потом это прошло, и появился почти ежегодный авторский фестиваль авангардистки Софии Губайдулиной. Казалось бы, нормальное дело. Но совершенно новых сочинений на нем бывало катастрофически мало. Проект с его сначала громким неофициальным, а потом пышным официальным пафосом имел скорее обрядовые вид и значение.

В случае с недавним лауреатом госпремии, свежеиспеченным автором гимна Московского университета, героем (почти что в древнегреческом смысле слова) актуального искусства, изящным фантазером и упрямым радикалом Владимиром Мартыновым идея ежегодного авторского фестиваля выглядит вызывающе. Автор парадоксальной концепции и одноименной книги «Конец времени композитора», внимательный исследователь стереотипов музыкальной истории, а также разных типов, троп и паттернов восприятия и творчества третий год подряд представляет в центре «Дом» старую и новую музыку в сочетании со старыми и новыми концепциями, текстами, инсталляциями и ходами.

Фестиваль на вид камерный, с нестрогими жанровыми границами (от традиционного концерта до перформанса и чтений), с нешироким, но нетривиальным кругом участников собирает, конечно, не массовую, но и не цеховую аудиторию. То, как сочинитель изящной музыки с умными, иногда жестко провокационными подтекстами в очередной раз упрямо бежит авторства и опусности (то есть создания музыкальных произведений с большой буквы и в традиционном смысле слова), вызывает стойкий интерес.

На сей раз бегство было в четырех частях, которые разнились дозировкой авторства и методами ухода. Вначале было представлено произведение «Но пасаран» на тексты Дмитрия Александровича Пригова с рефреном «но пасаран или» для Пригова-чтеца, флейты, голоса и струнного ансамбля Opus Posth Татьяны Гринденко. Оно радовало фантастическим звучанием, парадоксальными, ироническими и сентиментальными следами, виртуозной драматургией (можно описать как «рондо или»), красивой ссылкой на идеи и труды московского романтического концептуализма и в то же время почти смешной аллюзией на западное концептуалистски-минималистское искусство, заряженное левацким пафосом. Авторы (Пригов, Мартынов) не позволили себе ни грамма идеологического или звукового благодушия, «Они не пройдут или» звучало как строгая теорема в духе основополагающих мартыновских вещей вроде «Танцев Кали-Юги» или «Предметов и фигур».

Во второй части фестивального цикла автор (в этой роли выступали Мартынов, Пригов, перкуссионист с величественной джазовой и концептуалистской родословной Владимир Тарасов и музыканты ансамбля Татьяны Гринденко) размножился. Мартынов читал собственные тексты, отсылающие к Хармсу и Кабакову одновременно, Пригов пел, причем фантазии на пушкинские, буддийские и арабские темы были из ряда лучших приговских вокализов, Тарасов изящно и выразительно достраивал партитурный объем к схематической мартыновской композиции.

В третий день контуры сочинений уже не улавливались и даже возникали посторонние -- вокруг Мартынова, снова читающего свои тексты («поэт в России больше чем поэт, можно в России больше чем можно, нельзя в России больше чем нельзя» и далее), играл визионер и мастер шумовой сцены Николай Судник, затем была устроена презентация новых СD Антона Батагова, о которых лучше рассказать отдельно.

Апофеоз четырехдневного эссе на тему «как жить без автора» строгим стилем и страшноватой красотой удивил даже видавших поставангардистские виды слушателей. Уже известно, что позднеромантические или им подобные идиомы в сочетании с поставангардистскими структурами и типами развития дают в результате не легкую музыку. Но такой жесткой в смысле идеи, конструкции и звучания музыка, условно называемая минималистской, кажется, еще не была. Мартынов использовал материал сочинения, написанного его давним соучеником, вскоре после этого умершим, вспомнил слова Фуко о человеке, исчезающем как следы на песке, закольцевал на экране песчаный пляж из «Смерти в Венеции» и заставил публику на час примерзнуть к стульям. Автором новой композиции-конструктора можно считать и Мартынова, и давно ушедшего Юрия Чернушенко, но главное, что, наблюдая мерное движение скупого текста, никто не шелохнулся.

Казалось, культурное пространство стало пустым, почти что разомкнулось, тени задрожали, и формула первого дня «они не пройдут» стала вызывать категорические сомнения.

Даже если отвлечься от ссылок на потустороннее, фестиваль и так все время рассказывал о смерти, об исчерпанности некоторых форм творчества и его презентации. Но вряд ли многие предполагали, что такой, казалось бы, грустный рассказ окажется не только интригующе красивым, но полным жизни, ярости и сногсшибательной фантазии.