Родился в Петербурге, учился в Петербурге, но в ХХ веке там почти не пригодился. Уехал в 1925-м -- сначала к Дягилеву (последний всплеск знаменитой антрепризы; "Аполлон Мусагет" и "Блудный сын"), потом в Штаты. Америка тогда была местом хлебным и нетребовательным -- европейские гастролеры ее беззастенчиво "чесали", не стесняясь набирать в статисты людей не учившихся ничему и никогда. Баланчин огляделся, создал школу и вырастил труппу.

Не случайно его театр (ныне называющийся New York City Ballet) возник именно в Штатах. Дело, начинающееся с самого начала, жизнь на этаком хореографическом фронтире, выращивание урожая на прежде непаханой земле -- эта участь могла бы напугать любого балетного человека (традиция для людей танца -- святое), но не того, кто стал Джорджем Баланчиным. Он по натуре был изобретателем -- изобретателем новой пуантовой техники (революция, равная той, что Пушкин совершил в литературе), изобретателем поэтики, а пробовать новое дело лучше там, где нет древних границ.

Старый театр кружился около сюжета, украшал сюжеты, умилялся их привычному идиотизму. Баланчин пестрый скарб засунул в дальний сундук. Его балеты были декларативно бессюжетными -- либретто к ним не прилагалось. Но "где женщина и мужчина на сцене -- там сюжет", а Баланчин как никто умел выстраивать дуэты. И везде -- от мрачной "Серенады" до ликующей "Симфонии до-мажор" в его балетах балерина и танцовщик ведут весьма содержательные диалоги.

При этом вот что важно -- Баланчин, отъехав в свою Америку, будто отодвинулся от европейского балета, весь ХХ век интересовавшегося в основном мужским танцем. В Опере правил бал Лифарь; превозносили Нуреева; молились на Бежара. Баланчин смотрел на это издалека -- и в течение полувека ставил танцы для балерин. Женщинами он распоряжался как сдержанный в манерах тиран -- сам выбирал духи для любимиц в труппе, когда лучшая балерина вышла замуж -- на следующий день уволил ее вместе с мужем. Но при этом сочинял такие танцы, что буквально дарил балеринам бессмертие -- и благосостояние, потому что завещал все свои сочинения каждой из них (так возник фонд Баланчина).

Он был благодарен Америке, давшей ему возможность выразить себя в полной мере, и не стеснялся воспевать воздух городской Америки (Who cares?) и душу Америки ковбойской ("Симфония Дальнего Запада"). Он сочинил дивный, насмешливый и патетический одновременно, балет "Звезды и полосы". И навсегда стал образцом страсти к работе, к открытиям и к свободе творчества. Когда в девяностых все эти страсти стали цениться и у нас в стране, здесь появились баланчинские балеты.