|
|
N°68, 17 апреля 2001 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
С маэстро всякий запоет
Чик Кориа дал концерт на фестивале, посвященном столетию Большого зала Консерватории
Скорее всего вы знаете, как звучит музыка Чика Кориа. Даже если имя вам незнакомо. Один из его дуэтов с вибрафонистом Гэри Бертоном -- заставка программы «Поверх барьеров» («Радио Свобода»). Кстати, именно этот дуэт привозил легендарный пропагандист джаза Уиллис Коновер на концерт в московском посольстве США почти 20 лет назад. На тогдашней встрече в Московском доме композиторов дуэт заинтриговал всех -- от Альфреда Шнитке до будущих звезд нашего эстрадного джаза.
До начала 70-х Чик Кориа ухитрялся быть одновременно в авангарде двух, казалось, взаимоисключающих направлений нового джаза -- акустической свободной импровизации и электрифицированного джаз-рока. С экспериментальным авангардом Кориа, впрочем, порвал -- резко, чуть ли не прямо на гастролях, бросив весьма перспективный квартет Circle. Может, именно так впервые дало о себе знать увлечение сайентологией? Впрочем, в отличие от фильмов другого знаменитого ее адепта -- Джона Траволты, на качестве музыки Кориа эта страсть не сказалась; разве что название пластинки «Гимн седьмой галактике» напоминает о фантастике Рона Хаббарда.
В любом случае музыка авторитетного экспериментатора проста и доступна, будь то «Электрик-бэнд» или «Акустик-бэнд». Началось все в 1972 году, когда возник квартет Return To Forever -- "Возвращение навсегда". Название пластинки закрепилось и за коллективом. Кориа перемешал жемчужные переливы своего электропианино, черный фанк бас-гитариста Стэнли Кларка, небольшой, но чистый, почти как бельканто, голос певицы Флоры Пурим и жаркие бразильские ритмы ее мужа -- барабанщика Аирто Морейры. А позднее добавил к ним и гитарные переборы электрического фламенко Эла ди Меолы (он, кстати, к нам тоже скоро приедет). Взяв за основу вечнозеленый «Аранхуэзский концерт» для гитары с оркестром слепого испанца Хоакина Родриго (1939, второе рождение -- в начале 60-х), Кориа создал свою «Испанию».
В Москву пианист приехал в составе очередного трио. Вместе с ним выступят израильтянин Авишай Коэн -- контрабас, и американец Джефф Баллард -- ударные. Это камерный вариант более масштабного неомейнстримовского проекта Origins. Пианист называет его просто «Новое трио», явно отсылая к своему первому коллективу 60-х годов, поражавшему редкой сбалансированностью общепринятых джазовых форм и смелого, почти авангардного музыкального языка.
Первый из двух концертов в Большом зале Кориа начал, взяв быка за рога. Один из своих «испанских» хитов -- «Фиесту» -- пианист исполнил с хроматизмами, достойными если не Прокофьева, то уж точно детективной киномузыки. Первое отделение было отведено под программу вышедшего буквально на днях диска Past, Present & Futures -- "Прошлое, настоящее и будущие" (именно так, во множественном числе). Заглавный опус -- композиция в полном смысле слова: вместо легко предсказуемой квадратности джазового мейнстрима -- сквозная форма, выстроенная на едином дыхании трех виртуозов. Особенно публика порадовалась, когда пианист и контрабасист взяли разные ударные -- и «сложилось» почти бразильское трио перкуссионистов.
В музыке Кориа как не было, так и нет и тени черного блюза -- ни смеха сквозь слезы, ни горькой самоиронии. Впрочем, вряд ли стоит сравнивать Кориа с Моцартом, на что намекает сам пианист (он однажды даже принял участие в записи моцартовского Концерта для двух фортепиано ре-минор). Это скорее сентиментализм Рамо или Куперена -- музыка, что, как они сами говорили, скорее «трогает, чем поражает».
Таков и Концерт №1 для фортепьяно (точнее, джазового трио) с симфоническим оркестром. Написанный лет пятнадцать назад, на компакт-диске концерт оказался только в прошлом году. Вопреки рекламе, «Грэмми» (одиннадцатую на счету Кориа, на этот раз узкопрофессиональную -- «за инструментальную аранжировку») получило не это сочинение, а другое, помещенное на том же диске, -- все та же «Испания», аранжированная для джаз-секстета и оркестра.
Если бы концерт сочинил наш композитор, то отдал бы его какому-нибудь эстрадно-симфоническому оркестру. Если бы оркестр был поменьше, его вполне можно было бы назвать салонным -- так много в нем томительных, «с придыханием», октавных унисонов. Две не очень внятные части (с автоцитатой -- из песни Sometime Ago) и финальная третья -- праздничная, типично американская, вроде балета «Родео» Аарона Копланда. Оркестр БЗК под управлением Юрия Ботнаря был в целом на уровне (не очень уверенно прозвучали мини-соло разных духовых).
Под конец публику ждал сюрприз: Кориа разучил с залом свою пьесу «для 1000 голосов и одного трио». Выразительными жестами маэстро поделил публику на пять партий (две мужские и три женские), и хотя переводчица ошиблась, истолковав слово part как «часть» (а не «голос», «партия»), большая часть зала запела, правильно повторяя вслед за роялем нехитрые альтерации, неподдельно радуясь собственной сообразительности и от души веселясь. В академической обстановке такое удается редко.
Дмитрий УХОВ