|
|
N°118, 05 сентября 2000 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
Отмороженный пельмень
«Москва» не произвела впечатления на Венецию
Соотечественников надо поддерживать, поэтому сначала вспомним о фильме «Москва» что-нибудь хорошее. Ну, например, игру в дартс в ночном клубе для новых русских, где мишенью служит карта Европы. Или выразительный натюрморт: налитый до краев стакан водки, рядом с которым лежит измазанный розовым кремом нож. Вспомним балерину, перед носом у которой убивают торжественного спонсора с букетом. Или такой вот диалог: «Современное общество напоминает комок недоваренных пельменей -- А раньше? -- Раньше пельмени были замороженные».
«Москву» надо бы подморозить, подсократить, подмонтировать -- получилось бы чуть лучше. Но зачем? В прокат этот фильм не выйдет никогда. Даже ко всему привычные венецианские киноманы дезертировали, один за другим покидая и без того полупустой зал. Причем некоторые уходили минут за пять до конца, видно, терпели до последнего, да не вытерпели.
Предназначение «Москвы» можно считать выполненным: картина Александра Зельдовича по сценарию Владимира Сорокина оказалась достаточно энигматичной, путанной и задумчивой, чтобы произвести впечатление на венецианских отборщиков, пригласивших ее в программу «Кино настоящего». Что ж, по крайней мере на Венецианском кинофестивале в этом году побывал хоть один полнометражный российский фильм. Но это в Венеции прокатит -- «постмодернистский язык», «дискурс новых русских», «кризис идентификации». А нам, пожалуйста, не надо.
«Москве» давно уже создавали имидж модного проекта. Над фильмом работали модный писатель (Сорокин), модный композитор (Леонид Десятников), модный художник (Юрий Хариков), отличные актеры (Наталья Каляканова, Ингеборга Дапкунайте, Татьяна Друбич, Александр Балуев). Все впустую. Похождения новых русских героев и душевные терзания псевдочеховских героинь изложены монотонно, скучно, на одной ноте. Скажут, такая была задача. Отвечу: мне подозрительно, когда ставят себе задачу специально сделать плохо. Можно позволить себе снять антизрительскую картину, когда обладаешь властью заставить зрителя смотреть на мир твоими глазами. А когда картина грешит ученическими режиссерскими ошибками, когда монтажер не видит, что нужно безжалостно отрезать затянутый или неудачный кадр, когда в восторге от собственной прогрессивности авторы перегружают картину концептуальными диалогами и музыкальными ассонансами, зрители просто не будут ее смотреть. Тогда только и остается: «В Венецию! В Венецию!».
Алексей МЕДВЕДЕВ, Венеция