Первая полноценная персональная выставка Николая Сапунова открылась в Инженерном корпусе Третьяковской галереи. Изящная экспозиция графики Александра Шевченко проходит в ГМИИ им. А.С. Пушкина.

Они родились с разницей в три года. Николай Сапунов -- в 1880-м в Москве, в небогатой купеческой семье. Александр Шевченко -- в 1883 году в Харькове. Мать Шевченко происходила из обедневшего дворянского рода. Отец был приказчиком. Учился Шевченко в Париже, у Ж.-П. Лорана, А.-Э. Динэ и Ф.-К. Принэ, затем (вместе с Александром Куприным, Робертом Фальком, Михаилом Ларионовым, Давидом Бурлюком) в Московском училище живописи, ваяния и зодчества (МУЖВЗ). Ларионов ввел мастера в круг левых художников. Одно время Шевченко защищал принципы беспредметничества. Однако собственный стиль Шевченко -- изысканный и велеречивый палимпсест на темы сезаннизма, экспрессионизма, кубизма, лучизма, символизма первой волны (мирискусников, французских «набидов» и голуборозовцев), символизма второй волны (в 1922 году Шевченко вступил в общество художников-«духовидцев» «Маковец»), наконец, реализма Страны Советов. На камерной и со вкусом устроенной (совместно с галереей «Ковчег», собравшей внушительную коллекцию акварелей, рисунков, монотипий художника) выставке эту сложносочиненность творчества Шевченко можно понять вполне. И как-то странно потом воспринимается клише: Александр Шевченко -- мастер русского авангарда.

Конфигурация звезд позволяет наблюдать сегодня иные странные сближения. И соседство Шевченко с искусством входившего в самое рафинированное объединение русских символистов «Голубая роза» Николая Сапунова кажется закономерным. Безвременно погибший во время купания в Финском заливе летом 1912 года в возрасте 32 лет Николай Сапунов тоже учился в МУЖВЗ у Валентина Серова, Леонида Пастернака, Константина Коровина и других именитых мастеров. Куратор выставки, специалист по искусству Серебряного века в ГТГ Ида Гофман вполне аутентично назвала художника «Арлекин с душой Пьеро». О живописи Сапунова можно шептать в мерцающем мареве цитат из Кузмина, Блока, Бальмонта, Метерлинка. Голубые гортензии, тлеющий во мраке зрительного зала алый бархат сцены, машкерады, «шарф Коломбины», карусели и «индийский божок». Ну какой здесь, скажите, авангард? Ой ли. Не будем спешить с выводами. Кто в своих воспоминаниях о выставке «Голубой розы» писал: «В произведениях не видно было краски, материала. Здесь были пятна разных форм, которые издавали, подобно цветам, ароматы, которые можно было обонять...»? Он самый, Казимир Малевич. Цветозапахи «Голубой розы» стали ингредиентами его собственного парфюмерного набора. С кем из режиссеров работал Николай Сапунов? С радикалом Всеволодом Мейерхольдом. Наконец, как бы сложилась судьба самого художника, не случись катастрофы? Гадать не стоит, но одну, написанную за несколько лет до гибели картину художника («Карусель, 1908) Ида Гофман определила термином «предавангард» (фовистская «разухабистость» форм и цвета, обращение к языку примитива, традиционного искусства).

Две открывшиеся почти одновременно монографические выставки помогают понять важную, в сущности, вещь: в разговоре о творчестве конкретных художников понятие «авангард» стало уже «арьергардом» науки об искусстве.