В уникальной атмосфере фестиваля памяти скрипача Олега Кагана, который устраивает его вдова виолончелистка Наталья Гутман, сочетаются тон тихого церемониального почтения и эйфорическая фестивальная интонация. Но не только эта странная двойственность делает его заметным событием ноябрьской афиши. В четвертый раз в программе помещаются имена и названия, ради которых ценители камерной музыки раскупают билеты (не слишком дорогие) и набиваются в залы гроздьями. Почтенные филармонические завсегдатаи, интеллигентные прихожане московских музыкальных храмов, студенты, пристрастные к музицированию коллег, соучеников и педагогов, составляют многочисленную, но почти не забывающую выключать мобильные телефоны публику фестиваля.

Принцип, которому Гутман, составляя расписание «Посвящения Олегу Кагану», следует строго и тщательно, выглядит довольно просто, а повторяясь год от года, -- даже слегка рискованно: программы объединяют тех, кто знал Кагана, любил его, играл с ним вместе, кто дружил с ним и кто, в конце концов, составлял с ним по-европейски элегантный и по-московски задумчивый музыкантский круг восьмидесятых. Как всякий проект, устроенный по принципу не только эстетической общности, но и личной дружбы, «Посвящение Олегу Кагану» упрекали за квартирный формат. Когда Гутман год назад сообщила, что половина участников фестиваля живет у нее дома, одни усмотрели в этом особую трогательность, другие -- невысокий организационный пошиб. Впрочем, это не единственное московское мероприятие, посвященное камерной музыке, участники которого, известные на европейских сценах исполнители, не отягощены проблемами гонораров.

Но хотя несколько исполнительских имен появляются в программах из года в год (Юрий Башмет, Виктор Третьяков, Элисо Вирсаладзе, сама Гутман), это событие не выглядит ни трафаретным, ни предсказуемым. Есть в нем редкая живость и напряженность. И есть узнаваемый собственный стиль, создаваемый общностью музыкантов разных поколений, хорошо известных и редких на московской сцене. Этот стиль подразумевает атмосферу, лишенную парадной помпы и стандартных информационных поводов. Событиями здесь должны являться только интерпретации.

Сонатный вечер на открытии фестиваля в Большом зале Консерватории, где сонаты для виолончели и фортепиано Бетховена, Рихарда Штрауса и Рахманинова играли Наталья Гутман и Элисо Вирсаладзе, был выдержан в духе строгой и сосредоточенной событийности. Безупречная бетховенская форма, стройная и окрашенная глубоким и сдержанным звуком (Соната №3, ля-мажор), позднеромантическая пластика и трепет Штрауса (Соната фа-мажор), напряженный рахманиновский пафос (Соната соль-минор) равно удались известным просвещенностью и волей музыкантшам. Превосходное чувство ансамбля, вылепленная фразировка, глубины, подвластные Гутман, и изысканные рисунки, которыми владеет Вирсаладзе, а прежде всего -- стать, свойственная обеим героиням камерной московской сцены, задали событию не заковыристый, но высокий тон.

В концертной серии, разверстанной в течение недели по трем консерваторским залам, его предстоит поддерживать и развивать Юрию Башмету и Виктору Третьякову (23 ноября вместе с любимым многими местными звездами нижегородским филармоническим оркестром и дирижером Александром Скульским), выходцу из России дирижеру Вольдемару Нельсону (20 ноября в программе Вагнер, Шостакович, Шуберт), известным альтернативщикам и старинщикам Алексею Любимову и Андресу Мустонену (21 ноября играет первенец советского аутентистского движения эстонский ансамбль Hortus Musicus, а 22-го Мустонен дирижирует оркестром Musica Viva), а также многим молодым людям, родством или силой эстетического притяжения вовлеченным в кагановский круг. И если стиль и пафос главных атлантов, поддерживающих небо этого круга, публике давно и хорошо известны, то инструментальное мастерство и эстетические взгляды его редко выходящих на московскую сцену молодых участников вполне могут стать интригой в медленно, но движущемся здешнем музыкальном сюжете.