Одна из козырных карт нынешней «Золотой маски» разыграна. Мариинка показала две постановки прошлого сезона, отобранные экспертами фестиваля в качестве наиболее удачных. Одна из них -- «Золото Рейна», первая опера из грандиозной вагнеровской тетралогии «Кольцо нибелунгов» (Гергиев обещает со временем поставить и остальные три), без которой такому прогрессивному театру, как Мариинский, уже неприлично оставаться. Вторая -- «Дон Жуан», моцартовский шедевр, без которого во все времена неприлично было жить любому театру.

Отсюда не следует, что Моцарта исполнить легче, чем Вагнера. В случае с Гергиевым и его театром -- как раз наоборот. Для Вагнера достаточно иметь дирижерский напор, мощный оркестр и терпеливых солистов с хорошими данными. Все это у Гергиева есть. Для Моцарта нужна кропотливая ансамблевая работа, прозрачная оркестровая фактура и чудесно отделанные голоса. С этим хуже.

Даже от самых преданных поклонников питерского маэстро вряд ли ускользнуло, что музыкальное качество «Дон Жуана» тянуло в лучшем случае на слабенькую четверочку. Несколько неплохих ансамблей, свежий голосок Ирины Матаевой (Церлина), более или менее точная партия Ирины Джиоевой (Донна Анна) и удачный актерский дуэт Евгения Никитина с Ильдаром Абдразаковым (Дон Жуан и Лепорелло) не компенсировали удручающих колоратур Евгения Акимова (Дон Оттавио) или Натальи Ушаковой (Донна Эльвира). Слишком частые расхождения певцов с оркестром сложно было списать на нехватку репетиционного времени. Дежурно сыгранные эффектнейшие места -- увертюра и финал -- заставили задуматься, стоило ли Гергиеву вообще браться за Моцарта.

Лавры же первооткрывателя и лучшего исполнителя Вагнера в современной России гарантированы Гергиеву, похоже, надолго. В то время как золотая вагнеровская жила еще только готовится вывалить все свои богатства на сцену Мариинки (в репертуаре помимо «Золота Рейна» пока имеются только «Парсифаль», «Летучий голландец» и «Лоэнгрин»), в театре воспитали уже не одно поколение певцов, готовых выдержать километровые монологи байройтского гения. Было время, когда мариинского Вагнера в Москве пел величественный Николай Путилин, потрясая своим совершенством. В нынешнем «Золоте Рейна» задействованы солисты рангом пониже, но это совершенно не вредит уровню спектакля, музыкальная основа которого прочно сделана из доброкачественного оркестрового мяса. Все солисты довольно ровные, исключение составляет самый голосистый Виктор Черноморцев в роли нибелунга Альбериха и самый артистичный (голос тут уже не главное) Константин Плужников в роли бога огня Логе.

В привезенных на «Маску» мариинских спектаклях можно сравнивать не только музыкальную составляющую, но и режиссерскую -- так как обе постановки сделаны одним и тем же человеком. Это немец Йоханнес Шааф, представитель магистральной линии общепринятого в западном театре модернизма. Нам этот стиль, несмотря на усилия местных экспериментаторов, все еще в диковинку. Дон Жуан в кожаных штанах, равно как и богиня Фрика в буржуазной шляпке, смотрятся непривычно, особенно на сцене арендованного «Золотой маской» Большого театра. Тем не менее стоит поверить, что ничего шокирующего г-н Шааф явно в свои работы не вкладывал. Его постановки сработаны чисто и стерильно, как мебель из Ikea. В них не найти дурновкусия, но и особого воодушевления они тоже не вызывают. Режиссерская работа в целом ограничивается вылепливанием выпуклых актерских образов, приятно удивляющих зрителя подсмотренными в реальной жизни деталями. Безвольный и циничный интеллигент Вотан, его инфантильная аристократическая семейка и смешные великаны, списанные с малобюджетных киносказок, впечатляют не меньше, чем придурочный садист Дон Жуан или рвущаяся к элитной господской жизни простушка Церлина.

Однако к двум операм этот метод подходит по-разному. В «Золоте Рейна», повествующем, невзирая на заоблачные имена главных участников, о людях, людском обществе и людских проблемах (в то время Вагнер еще увлекался материализмом), смотрится необыкновенной удачей. Хорошим подспорьем служат и скупое оформление Готфрида Пильца, и эффектная работа мастера по свету Манфреда Фосса. Все чудеса и превращения даны лишь намеком -- ничего не поделаешь, такова суровая эстетика спектакля, и с этим приходится мириться.

Но в «Дон Жуане» со многим мириться не хочется. В отличие от «Золота Рейна» моцартовская опера как раз не про людей, а про гораздо более общие понятия, такие как смерть и любовь. Мелкая техника Шаафа здесь выглядит беспомощно, а экспрессионистские декорации Ральфа Колтая еще более усиливают конфликт моцартовского текста и его интерпретации. По сцене прочерчена глубокомысленная кровавая черта, темные тона декораций подчеркнуты алыми деталями одежды, меж тем как герои спектакля меньше всего напоминают людей, ходящих по лезвию бритвы. К месту выглядит лишь оптимистический финальный секстет, в котором прославляется восторжествовавшая справедливость и который зачастую вообще купируется постановщиками. Но в данном случае как раз в этой сцене, показывающей, как шестеро оставшихся в живых буднично попивают кофеек, вся соль и есть.