Бедному собраться -- только подпоясаться. Не успели тучи сгуститься, а герой, казалось, канувшего в вечность андерграунда художник Сергей Мироненко, как в худшие дни, уже открыл «квартирную выставку». Давно собирался, три месяца готовился и вот так неожиданно совпал с настроениями почтеннейшей публики. В очередной раз готовой ко всему.

В черной-черной комнате в заполненных белым-белым молоком тазиках при зыбком-зыбком свете карманного фонарика можно разглядеть большие-большие отпечатки пальцев художника Сергея Мироненко. На вернисаже зрители помимо радости увидеть инсталляцию могли поучаствовать в проекте и оставить копии собственных уникальных узоров на кончиках пальцев для общественного просмотра. Не чувствуя при том вроде бы никакого дискомфорта, ведь несколько неожиданная актуальность к отпечаткам пальцев пришла на этот раз не со стороны репрессивных структур (оставим ассоциации хоть на время). Наоборот, их теперь предлагают предъявлять при визите в образцово свободную Америку. Что автоматически переводит и грязноватую процедуру, и полученный в результате объект из тюремно-уголовного, негативного контекста (от которого в России никогда не зарекаются) в демократический, совершенно нестыдный и более чем приличный. Это вам не какой-нибудь «1984» или «1937». Просто пришла пора вывести отпечатки на свет, с гордостью и без лишней скромности предъявить их жаждущим правоохранительным, антитеррористическим и консульским органам, а также всему цивилизованному человечеству. Чтобы лучше знали и дольше помнили. Мироненко сначала хотел размноженные и увеличенные подтверждения идентичности демонстративно повесить на стены. Но атмосфера в стране сгустилась в аккурат до концентрации мутного белого разбавленного водой молочного порошка, и чуткий к вибрациям окружающей среды художник установил дистанцию и предложил рассматривать узоры сквозь плещущиеся молочные волны. В темноте. Подальше от греха и вездесущих органов.

Сергей Мироненко -- человек яркой судьбы. И его неожиданное появление на давно покинутом небосклоне отечественного искусства нельзя воспринимать иначе как знаковое. Мироненко, дитя крутого андерграундного посола, сформировался в бодрящей атмосфере противостояния советской власти, казавшейся тогда незыблемой: квартирные выставки; фига, вынутая из кармана; актуальные тексты и отъявленные подтексты стоили студенту Школы-студии МХАТ досрочного завершения образования и непредвиденной службы в армии -- годы на дворе стояли уже/еще вегетарианские. В перестройку искусство Мироненко было не просто, а очень востребовано. Но затем пришли другие, скучные, времена. Художество на глазах становилось занятием серьезным и потому теряло запал. Целых десять лет Мироненко вел мирный образ жизни, подвизаясь со свойственным ему тщанием на ниве выставочного дизайна. И вот решился наконец.