|
|
N°199, 23 октября 2003 |
|
ИД "Время" |
|
|
|
|
С сильным не борись
Труппа из Биаррица решила оживить дягилевские балеты
Балет Биаррица -- небольшая компания, тринадцать человек и балетмейстер Тьерри Маланден. Их привез Французский культурный центр, возобновляющий методические показы в России продукции национальных центров хореографии. При первом известии о программе показалось, что вечер собран специально для поездки -- ибо называлась она "В честь Русского балета Сергея Дягилева", а даже самые умные визитеры любят вляпать в репертуар какую-нибудь калинку-малинку. Потом выяснилось, что все придумано еще два года назад, когда речи о Москве не было. То есть не конъюнктура, а порыв души.
Душа хореографа рванулась к соревнованию с легендой, ибо как ни прикрывайся формулой "в честь", если ты берешь ту же музыку и тот же сюжет, что люди, выпустившие великие спектакли, ты с ними соревнуешься. Выбор говорит о смелости (если спектакль удается) или о наглости (если нет).
Маланден выбрал четыре названия, связанных с дягилевской антрепризой. "Пульчинеллу" в 1920-м поставил в Париже один из последних любимцев Дягилева Леонид Мясин. "Призрак розы" в 1911-м -- Михаил Фокин. "Послеполуденный отдых фавна" -- Нижинский в 1912-м. "Болеро" к Дягилеву отношение имеет косвенное: да, его впервые поставила Бронислава Нижинская, что начинала сочинять танцы в "Русском балете", для Иды Рубинштейн, в "Русском балете" выступавшей. Но «Болеро» делалось в 1928-м для антрепризы Рубинштейн, крайне неодобрительно Дягилевым оцениваемой.
"Послеполуденный отдых фавна" и "Призрак розы" считаются великими, их в первоначальном виде и танцуют до сих пор. "Пульчинеллу" после ставили Баланчин (спектакль не вошел в число лучших его балетов) и Лопухов (как все работы экспериментатора, не сохранился). "Болеро" -- Бежар, и для всех балетоманов мира именно с Бежаром "Болеро" ассоциируется. В "Пульчинелле" Маланден был почти свободен, в "Призраке" и "Фавне" соревновался с Фокиным и Нижинским, в "Болеро" -- не с Нижинской, а с Бежаром.
Выглядело это так.
"Пульчинелла" лишился "национальных" отсылок и отсылок к комедии масок. Ни Неаполя в декорациях, ни особенного грима. История приключений неутомимого трахальщика из жирной притчи превратилась в комедию для той молодежи, что вырастет и социально адаптируется, ибо почитает предков. Немножко несложных дуэтов; пара почти героических вариаций; пробег с плащом, поданный так внятно -- ну глядите же, мы вам про всех балетных принцев напоминаем. Не "Американский пирог", а что-то в духе давних фильмов с Софи Марсо. И гомерическая мамаша, исполненная в старобалетном духе Джузеппе Кьяваро, оказывается совершенно своей в мире современно одетых парней и девушек -- ибо в той же мере принадлежит традиционной балетной комедии.
С "Фавном" -- иначе. "Фавн" в начале прошлого века произвел скандал -- в том, как выгибался герой с шарфиком убежавшей нимфы в руках, увидели гимн фетишизму. У Маландена нимфа и не прибегала. Его фавн (Кристоф Ромео) гнется на гигантской коробке с бумажными салфетками. В коробке щель, откуда салфетки достаются. Фавн от вида салфеток возбуждается и недвусмысленно себя удовлетворяет; использованные салфетки комьями лежат на сцене; в итоге герой приникает к щели, несколько раз отжимается и в нее проваливается. Фрейд нашел здесь выражение страха перед кастрацией. Балетному критику искать нечего.
В "Призраке розы" перепет старый текст -- углы оригинала торчат айсбергами в море необязательного бормотания. Мечты современной девушки куда отчетливее, чем у ее предшественницы, -- Призрак притягивает ее к себе вполне властно. В "Болеро" маленькая толпа мыкалась в центре прозрачной комнаты -- хореограф шел за музыкой, и где музыка начинала нарастать, там лежащие на полу персонажи сначала поднимали колени, потом приподнимались, потом вставали. Музыка шла по кругу -- и персонажи шли по кругу. В финале они выбегали из невидимой клетки на все четыре стороны -- и это можно счесть единственной находкой постановщика четырех одноактовок.
Анна ГОРДЕЕВА