В маленькие коробочки, вроде тех, в которых дети хоронят хомячков, Ирина Нахова поместила изображения своих друзей и знакомых, подсветила, аккуратно выложила рядами. Пятьдесят разных людей в классической позе «мертвого тореадора» с картины Эдуарда Мане. Мужчины, женщины и дети, разных рас и, вероятно, национальностей, практически весь окружающий мир. Вариации в пределах поставленной задачи незначительны: кто с игрушкой, кто с подушкой. Маленькие и нежные лайт-боксы с фотографиями якобы мертвых светятся во тьме «мультимедийной» части зала актуальных искусств Третьяковской галереи. Над ними, на стене в свете, репродукция другой картины Мане -- «Балкон» -- там всем хорошо, сидят себе. Меж покойников, долиною смертной тени, бродят зрители, вглядываясь в лежащие под ногами ящички-картинки-гробики (высматривая друзей и знакомых) и -- momento mori -- думая о смерти и прочих превратностях судьбы, кои приобрели особенную актуальность в Америке (где живет художник) после 11 сентября.

Например, о том, что красоты и благообразия смерти регулярно недостает. В Нью-Йорке. В других заокеанских городах. Да и в прочих частях. А коли так, то не грех и порепетировать -- хоть изображение, приличное случаю, останется. Еще можно поразмышлять о смерти художника -- звучит красиво, но не очень понятно. Если выложить всех художников в наховские коробочки (лучше -- побольше и чтоб они красиво светились), может быть, станет понятнее. Сгодятся и раздумья о фотографии и красоте остановленного мгновения, которое мнится подобным смерти. Или о выставках в Третьяковской галерее. От которых так часто хочется залезть в такую же вот коробочку и тихо светиться в «позе тореадора». Или о Зигмунде Фрейде и Ролане Барте и разных умных словах. Как вашей душе и пока еще телу угодно. Художественная смерть допускает восприятие как интеллектуальное (все же Ирина Нахова -- заслуженный художник-концептуалист), так и эмоциональное -- смерть все же.

В грусть впадать не стоит -- все герои пока еще живы. Но непременно умрут. В отличие от тореадора, дам и господ на балконе и прочих творений Мане, бессмертных по определению. И, кстати, самого Мане -- тоже бессмертного. И искусства вообще. И, в частности, Третьяковской галереи. И, возможно, Ирины Наховой. Потому что жизнь художника, конечно, трудна и невыносима, зато смерть его таит много перспектив, из тех, что недоступны прочим смертным.