Словосочетание "Бриллианты мирового балета" в Москве возникло лет десять назад. Тогда появилась прокатная контора, приманившая себе в спонсоры неких алмазных производителей. Толком эта контора сделала один концерт; начиная со второго вечера цикла "Бриллианты" стали символом невыполненных обещаний, заявленных в афише, но не выступающих звезд и всяких чрезвычайно неприятных сюрпризов вроде дебютов социально озабоченных самодеятельных хореографов. (Дети из хореографического училища, все в голубом, плавно подрагивая, изображали беспризорников -- балет назывался "Улицы".) В этом году казалось, что "Бриллианты" решили исправиться: в Москву приехали выступать люди занятные, отлично выученные, разнообразные. Но репутация есть репутация -- публика раскупила едва четверть билетов. И стиль есть стиль -- безобразный скандал все-таки случился.

Вечер был посвящен памяти Рудольфа Нуреева -- весь год балетный мир поминает артиста, умершего десять лет назад, вот и наши решили отметиться. Пригласили на пресс-конференцию сестру танцовщика, объяснившую всем желающим, что в свидетельстве о рождении у человека было написано "Нуреев" (на афишах при этом поставили "Нуриева"). Водрузили на сцене гигантскую фотографию -- причем так, будто Нуреев выглядывает из-за кулис, только пол-лица видно. Прокрутили в начале кинопленку 1964 года, где юный беглец ставит "Раймонду", сам танцует в ней и без тени смущения признается интервьюеру, что плохо помнит классический текст. Потом перешли к "живым" танцам.

И начали -- с "Суворовцев"! Это, видно, чтобы Нуреев и в лучшем мире не пожалел, что сбежал из России. От этих мундиров и фуражек, десятилетия подряд напяливаемых на совсем крохотных балетных человеков, от этой портяночной романтики, от которой было не скрыться даже в балете. Только передержка вышла, господа устроители: в Московском училище Нуреев никогда не учился. А Вагановская школа своих детей ТАК не строила.

Потом вышли взрослые гости. Репертуар поделили четко: наши танцевали свое, западные люди -- свое. Из московских артистов в "бриллианты" попали Илзе Лиепа и Марк Перетокин (дуэт из "Шехеразады" -- геометрически-бесстрастная Зобеида и плотный раб, поднимающийся в воздух как самолет с бронетехникой), Наталья Ледовская и Сергей Филин (Джеймс виртуозно порхал вместо Сильфиды, вроде бы обязанной это делать). Алексей Ратманский, что с января возглавит балетную труппу Большого театра, появился еще в качестве солиста Датского королевского балета, потому -- вместе с Мари-Пьер Грев -- в "Номадах" Тима Раштона, зыбучей и плещущей вариации на темы вечного странничества артистов. Балет Бордо во главе с Шарлем Жюдом привез одноактовку Хосе Лимона "Павана мавра", в плавный, змеиный, опасный текст которой Жюд поставил столько пластических восклицательных знаков, что его Отелло стал выглядеть мелким неврастеником. Солисты Венской оперы Симона Ножа и Джузеппе Пиконе привезли па-де-де Slingerland, сочиненное Уильямом Форсайтом скорее для машин, чем для людей, -- так настойчиво из этой виртуозной вязи изгнаны все эмоции, так невозможны здесь технические ошибки. И, наконец, в финале этуали Парижской Оперы Аньез Летестю и Жозе Мартинес с надменным блеском станцевали нуреевский вариант черного па-де-де в "Лебедином" (оно у Нуреева превратилось в па-де-труа -- Злой гений обрел собственную вариацию).

Такой состав приглашенных вполне мог обеспечить приличный уровень -- и на многих из гостей действительно было интересно взглянуть. Но посередине концерта -- к которому не было выпущено программок -- организаторы без предупреждения зашарашили меховое дефиле. Оно длилось, длилось и длилось; манекенщицы ходили в разноцветных шубках; никто не знал, когда это кончится. И балкон начал скандировать "ба-лет!"; и амфитеатр заорал "по-зор!". У манекенщиц губы были стиснуты так, будто девушки шли на казнь. Но (выполняя обязательства перед спонсорами?) организаторы выслушивали мнение зала почти полчаса. После чего концерт продолжился как ни в чем не бывало. И репутация "бриллиантов" обрела твердокаменную устойчивость.