Любая ярмарка -- действо пышное, громкое, шебутное и до какой-то степени бестолковое. Франкфуртский смотр книжных достижений исключением не стал. Во всяком случае в его «русской части», которой придавалось особое значение как организаторами ярмарки (к «почетному гостю» предъявляются высокие требования), так и нашими многочисленными соотечественниками, прибывшими в город на Майне. Подводя первые итоги ярмарки, ее директор Фолькер Нойманн заметил, что число посетителей выросло по сравнению с прошлым годом на десять процентов, и связал этот отрадный факт с царящим в Германии интересом к России и русской культуре. Нойманн постоянно появлялся у российских книжных стендов, раздавал комплименты писателям, издателям и чиновникам, а на дружеском прощальном ужине русской делегации даже сказал, что Фракфуртской ярмарке надо равняться на Московскую. Что, конечно, приятно, но не вполне соответствует действительности. Размах мероприятия в целом (даже в отсутствие многих мощных американских издательств) производит сильнейшее впечатления, а два павильона Всероссийского выставочного центра, где проходят наши книжные торжища-празднества, не идут ни в какое сравнение с огромным и комфортабельным многозальным франкфуртским комплексом.

Хозяевам положено быть вежливыми, но, судя по всему, они и впрямь остались довольны. Публики у российских стендов было много и в первые дни, когда ярмарка открыта для специалистов (и энергичных энтузиастов), и тем более с вечера пятницы, когда посмотреть на книги может «простой немецкий читатель». Дискуссии, «круглые столы» и литературные чтения привлекали немалое число ценителей русской словесности, причем не только «болельщиков» из отечественной делегации (в иных случаях их могло бы быть и побольше) и бывших россиян («наших» в Германии уже больше двух миллионов -- это по официальной статистике), но и «натуральных» немцев. Стихи и прозу здесь слушают внимательно -- и касается это не только подкованной публики, что вечерами собиралась на чтения в музеях и кафе, но и обычных гостей ярмарки. Пресса писала о русском десанте доброжелательно, склоняя, впрочем, имена и прежде в Германии известные, раскручиваемые здешними издателями. Увидел ли немецкий читатель сегодняшнюю русскую литературу в ее реальном объеме -- вопрос спорный. Это ведь не народные промыслы, выразительно представленные на площадке павильона «Форум», не лихие музыкальные команды, от души трудившиеся (когда погода позволяла) на открытой эстраде, не миниатюрные книжицы, пленившие министра иностранных дел ФРГ Йошку Фишера, не отдельные знаковые персоны (в понятном диапазоне от Владимира Сорокина до Полины Дашковой). Для того чтобы выразительно и точно представить русскую словесность иноязычному миру, самим «представляющим» надо ощущать ее как сложное и живое смысловое единство. И не только по прибытии во Франкфурт.

Здесь начинаются проблемы. Прекрасно, что тщанием Министерства печати была сформирована большая делегация, что во Франкфурт приехало более ста очень разных, в основном достойных и ярких писателей. (Кроме того, многие авторы прибыли по приглашению немецких издателей.) Спорить о составе команды -- дело бессмысленное: на всех не угодишь, а министерство вправе доверять своим экспертам. Но делегация и литература суть разные материи. Непосредственно к ярмарке был изготовлен «библиографический справочник» «100 писателей России», а вовсе не «100 русских писателей во Франкфурте». Так вот, в этом самом издании (вышедшем в русской, немецкой и английской версиях) блистательно отсутствуют всего-навсего: Георгий Владимов и Владимир Войнович, Инна Лиснянская и Олег Чухонцев, Борис Екимов и Леонид Зорин, Михаил Рощин и Валентин Распутин, Василий Белов и Анатолий Ким, Руслан Киреев и Белла Ахмадулина, Юнна Мориц и Владимир Личутин, Виктория Токарева и Галина Щербакова... Не называю «спорные» имена более молодых авторов, молчу про критиков и литературоведов (даже Сергей Аверинцев и Михаил Гаспаров «не удостоились»), понимаю желание неведомых составителей-редакторов охватить все жанры и высветить юные дарования (в иных случаях -- весьма сомнительные). Но не за счет же писателей, уже вошедших в историю русской словесности! Или магия красивой цифры «100» сильнее здравого смысла и элементарной справедливости? Хорошо живем-работаем, коли забываем включить в казовую брошюру имя писателя, которого знает весь мир, -- Александр Исаевич Солженицын тоже в сотню не попал. Что делать-то? Плакать? Смеяться? Провалиться от стыда сквозь землю?

В этой «оплошности» четко отразились наши родовые комплексы и беды. К сожалению, слишком часто на Франкфуртской ярмарке писатели представляли себя лично, а не русскую литературу. Временами становились зримыми и «направленческие», и издательские, и личностные конфликты. Конечно, всякая публичная дискуссия предполагает разномыслие и борьбу (тем и интересна), но все же не так трудно отличить сшибку мнений от поединка амбиций. Того неприятнее, когда понятные идейные и вкусовые противоречия сказываются на организационной стороне дела, когда одни авторы оказываются в лучшем положении, чем другие. Это было приметно на литературных чтениях, где необычайно важен и хронометраж, и согласованность действий автора, ведущего и переводчика. Когда трем писателям на выступление отводится два часа, а четырем -- полтора, легко «почувствовать разницу». Когда автор узнает, какой именно фрагмент его сочинения прозвучит по-немецки, только в миг начала чтений, можно догадаться, что он думает об организаторах (среди которых не только клерки, но и коллеги по цеху). Да и бытовые сложности -- от многочасового ожидания чартерного рейса (в результате большая часть российской делегации не попала на открытие ярмарки) до гостиничных неудобств -- не способствуют творческому подъему.

Глупо говорить про «первый блин». Почетным гостем Франкфурта Россия снова станет очень не скоро. Ясно, что многое можно было сделать лучше. Но, во-первых, сделано все же совсем не мало, и, сетуя на недоработки, стоит отдать должное тем, кто, выбиваясь из сил, старался ситуацию вытянуть, а подельников -- приободрить. Во-вторых же, Франкфуртом жизнь не кончается. Я имею в виду не только планируемые Министерством печати писательские вояжи в Варшаву и Париж, но и куда более важное дело -- обустройство нашего литературного пространства, изживание духа соперничества, осознание того простого факта, что литература у нас одна.