Время новостей
     N°176, 22 сентября 2003 Время новостей ИД "Время"   
Время новостей
  //  22.09.2003
Туда и обратно
«Новая драма» открылась «Трансфером» Максима Курочкина
«Трансфер» -- двенадцатая из известных мне пьес Максима Курочкина (р. 1970); некоторые, впрочем, я знаю только по названию. Первой довелось прочесть «Стальову Волю», которую жюри «Антибукера» в 1998 году удостоило специального поощрительного приза «За поиск новых путей в драматургии». Это была отлично закрученная история о польских панах, киевлянину Курочкину ненавистных. В ней шляхтичи, ксендзы, крики «Смерть хлопам!» и «Клянусь маткой найсвентшей!» размещались внутри боевого звездолета, скорее метафизического, чем из science fiction. Почему не на Земле? -- потому что на Земле Курочкину не было бы так интересно и привольно. Главное удовольствие для него -- нагородить семь верст до небес, всласть завраться: чем причудливее антураж, тем удобнее это делать. Пусть никто не подумает, что это говорится в укор драматургу: быть вруном и остроумцем, профессиональным мюнхгаузеном -- самое милое дело. Скучнее всего с Курочкиным как раз тогда, когда он принимается умничать насчет вечности, морального абсолюта и т.д. -- а его, судя по «Трансферу», стало сильно кренить в эту сторону.

В туристическом бизнесе «трансфер» -- это, как всем известно, перевозка из аэропорта в гостиницу и обратно: одна из стандартных услуг, оказываемых платежеспособному путешественнику. В пьесе Курочкина путешественника, молодого бизнесмена, зовут Алексеем Цуриковым (Анатолий Белый), у него есть два спутника -- секретарша Маша (Юлия Чебакова) и заносчивый альфонс Дима, любовник жены Цурикова (Артем Смола). Посетить они собрались ни много ни мало преисподнюю. Не совсем по своей воле: отец Цурикова (Алексей Петров), давно уже обретающийся в аду, зачем-то пригласил к себе сына. Приглашение передано на землю с армейским корешем бизнесмена Сашей Пампухой (Олег Долин), который сколько-то лет назад выстрелил себе в рот из пистолета. Что Пампуха мертвец, Цуриков знает с самого начала; жена Цурикова, Евгения (Елена Дробышева), не догадывается почти до самого конца. О том, что она, при полном одобрении мужа, не отказывается от эротических услуг этого симпатичного, кучерявого покойника, можно бы и не упоминать.

Зрителю, чтобы разобраться в ситуации, нужно обладать элементарной логикой и как минимум уметь сложить два и два. Судя по реакции публики, переполнившей Центр Владимира Высоцкого, этот дар -- о, радость! -- вернулся к людям. Максим Курочкин, сочинивший патетичную сцену, в которой Цуриков все объясняет про своего приятеля, слегка просчитался: не стоило бы так длинно втолковывать то, что все давно поняли.

Главное достоинство драматурга Курочкина -- умение строить диалог как словесный поединок, изящество которого очевидно зрителям, но не персонажам. К примеру, жена Цурикова не без удовольствия ставит своего любовничка Диму на место: за секс ты берешь с меня деньги. Тот, очень оскорбившись: -- Как мне реагировать на такие слова? -- Как на правду. -- А на правду я обижаюсь. Или взять записку, которую Фотограф (Алексей Крижевский), пожизненный неудачник, недомерок и размазня, пытается передать в ад своей покойной тете: «Дорогая тетя, как вы там, у меня все плохо, забери меня отсюда», -- это же прелесть что такое! Юмор Курочкина сродни не острословию Бернарда Шоу (в прошлом сезоне он переписал «Пигмалиона» для Анастасии Вертинской; спектакль назывался IMAGO и особого успеха не имел), а скорее сардоническому смеху Николая Эрдмана.

Слабое место «Трансфера» -- морально-философские спекуляции. Турпоездка в ад, само собою, никак не могла обойтись без теологических диспутов с обаятельным, слегка китаизированным чертом Манабозо (Максим Браматкин), который называет себя «мятежным духом», утверждает, что никакого Бога нет, а на вопрос, так против кого же мятеж, отвечает: да против вас, людей, против кого же еще. Бездушного Цурикова и его спутников он откровенно презирает за неспособность к добру: «Я черт по происхождению. А вы?» Потом, окончательно раскуражившись, показывает им Бога (Владимир Нелинов), жалкого заику, который убирает мусор в аду и на Небеса возвращаться не хочет: «Нн-е имею м-морального п-пправа». Вправду ли это был Бог или нет, остается неизвестным и, более того, объявляется несущественным. Когда в финале помудревший и раскаявшийся (а то как же!) Цуриков постарается начать новую жизнь, он обойдется своими силами: вера, по логике Курочкина, никак бы их не увеличила.

Можно повозиться на этой свалке банальностей: напомнить для начала, что никаких «чертей по происхождению» христианская теология не знает (они суть падшие ангелы), и процитировать беседу несчастного Николая Ставрогина с архиереем Тихоном: -- А можно ль веровать в беса, не веруя совсем в Бога? -- О, очень можно, сплошь и рядом. Однако это значило бы отнестись к претенциозному вздору с серьезностью, которой он не заслуживает. От титула «модного драматурга» Максим Курочкин всячески открещивается: «Модный» по отношению к чему угодно -- это в общем-то достаточно противно...» (из радиобеседы со Светланой Новиковой), но идейный конструкт его пьесы и сам способ подачи мысли напоминают статью о Сведенборге или Кьеркьегоре, напечатанную в гламурном журнале, -- нечто премногомалозначащее и глубоколегкомысленное. Что ни в коей мере не отменяет стилистических прелестей «Трансфера».

Главными героями фестиваля «Новая драма» являются драматурги; режиссер и актеры, хотят они того или нет, должны умереть в пьесе; рецензент, во всяком случае, обязан их там похоронить. Тем не менее необходимо сказать, что Анатолий Белый играет умно и элегантно, его собственный актерский почерк окончательно утвердился, его артистизм, может быть, холодноват, но весьма эффектен. Михаил Угаров еще раз подтвердил свои режиссерские способности: он умеет сделать сценическую жизнь занимательной, найти броскую деталь, а главное -- придать происходящему качество «стильности», создать атмосферу, напоминающую о подиумах и презентациях, о кутюрье и сомелье, и все это минимальными средствами, без спецэффектов, на медные, что называется, деньги. Почувствовать эту «стильность» легко, объяснить, в чем она проявляется, очень трудно. У меня есть подозрение, что она является не личной заботой режиссера Угарова, а, если угодно, эстетическим ориентиром всего Центра драматургии и режиссуры; что мы без труда найдем нечто сходное в постановках Ольги Субботиной, Кирилла Серебренникова, Владимира Агеева, Игоря Селина -- но этот разговор пока отложим.

Александр СОКОЛЯНСКИЙ
//  читайте тему  //  Театр