Главный архитектор отпраздновавшего славный юбилей города Санкт-Петербурга -- Нева. Без нее не были бы найдены масштаб, пропорции, ритм Города, увиденного Человеком. Исчезло бы самое главное -- предмет их диалога, стихия. Город: сваи, колонны, камень, гранит, засов, культура, смирение, твердь. Стихия воды: нарушение, хаос, смятение, дичь, ужас, хляби. Лишите Петербург Невы, и борьба амбиций, интрига, драма, мистерия исчезнет. Занавес! Кстати, именно поэтому Петербург нельзя определять в сравнении с чем-либо: Северная Венеция там или Амстердам. Справедливо заметил профессор Михаил Алленов: неприрученной (в визуальном модусе) внутри классического города остается только Нева, остальных обуздали.

Коль Нева милостива и ластится, то город градуирует водное пространство, линует, чертит, отражается в Неве штрихпунктирами фасадов, пришпиливает удавшуюся карту золотыми булавками -- башнями и куполами; а случись, Нева не в настроении, то город от ее прикосновений вздрагивает, пятится, съеживается в точку. И нет больше глазу опоры. Вода без конца и без края. Агарофобия.

Собственно, вот эту увлекательную интригу любви -- ненависти хлябей стихии и тверди культуры можно проследить сегодня на выставке «Санкт-Петербург. Портрет города и горожан». Самая интересная часть, на мой взгляд, о воде. Первые два зала. Гравюры и рисунки XVIII--XIX веков: Михаила Махаева, Алексея Зубова, Крала Беггрова, Сильвестра Щедрина, Федора Алексеева. Нева фильтровалась сквозь сетчатку глаза той или иной художественной эпохи и в целом складывался водный эпос, архив, синопсис. Складки Невы -- складки характера -- морщины или улыбка на лице Петербурга. Примеры. Живший в России с 1784 по 1801 год Джон Август Аткинсон любил пограничные настроения, любил подсмотреть дикий нрав, когда по водным складкам хаос шевелится. И дворцы у него замшелые, поросшие мхом юрты, затерянные в азиатской степи. Никакого тебе хваленого регулярства. Одиночество и первобытность. А старший современник Пушкина милейший Федор Алексеев дышал в Петербурге воздухом Италии, и в его ведутах город и вода, мягко обнявшись, нежатся в золотистых лучах полуденного солнца.

Архивировать стихию интересно и в практике Contemporary Art. Узнаваемые визуальные фильтры работают здесь на противочувствии. Высказывание максимально субъективно. Востребован тот самый протоязык, на котором и говорит природа, но упакован он в футлярчики с множеством кодовых замков цивилизации, культуры. Такие чемоданчики со стихией можно увидеть и даже потрогать на выставке современного финно-эстоно-русского искусства «Поэзия воды» в Михайловском замке. Идея ее принадлежит директору Художественного музея Эспоо-сити (Финляндия) Маркку Валконеном. Смысл ее модный, экологический (защита окружающей среды), а исполнение -- интеллигентное и изысканное. Чемоданчики со стихией рассыпаны по всем залам. Это объекты Ээро Хииронена: алюминиевые кубы, перетянутые ремнями. Они сверкают, отражают мир и внутри чопорных интерьеров мудрой геометрии живут своей странной тотемной жизнью, при этом парадоксально с оной геометрией рифмуясь. Другие артобъекты (проволочный дом на воображаемом берегу Яакко Ниемеля, одинокий парусник на синем ковре Тимура Новикова, видеофильм в геометрической конструкции Анни Лааксо) каждый раз по-своему воспроизводят основную драматическую коллизию города на Неве. В безупречно правильной архитектурной рамке поселилось нечто тормошащее, возбуждающее, вызывающее, угрожающее и рамке, и правилу как таковому. Петербургская архивация стихии продолжается. Город живет.