В издательстве "Новое литературное обозрение" случился «праздник урожая». Почти одновременно увидели свет №47 одноименного журнала (насыщенный выше средней нормы), обновленный "Неприкосновенный запас" и пять книг, каждая из которых достойна читательского внимания. Но по порядку.

Итак "Неприкосновенный запас" (№1; по общему счету -- 15) сменил дизайн и подзаголовок -- теперь это не "очерки культурного сообщества", а "дебаты о политике и культуре". Редакция провозглашает: "Задачу "Неприкосновенного запаса" на новом этапе его существования мы видим в настойчивой пропаганде демократического образа жизни и мышления, в попытке найти новый язык и новую метафорику для реабилитации фундаментальных категорий либерализма, только на базе которых, по нашему глубокому убеждению, и может строиться и укрепляться подлинно великое государство". Исполать. Хотя, во-первых, кажется, и прежде ничем иным "НЗ" не занимался, а во-вторых, ключевые авторы журнала остались прежними. Так, в №1 мы встречаем и Александра Эткинда (под принципиальной рубрикой "Либеральное наследие" он предваряет публикацию речи Айн Рэнд "Большой бизнес -- преследуемое меньшинство американского общества", 1961), и социологов Алексея Левинсона ("Тысяча и один год"), Юрия Леваду ("Общественное мнение у горизонта столетий"), Бориса Дубина ("Конец века"), анализирующих умонастроения россиян в связи с подведением всевозможных итогов, и Татьяну Чередниченко ("Гимнопедия"), привычно демонстрирующую музыковедческую эрудицию, склонность к капустническим шуткам и интеллигентскую брезгливость (гимн обсуждали неправильно; и у Глинки музыка хороша, и у Александрова мила, и слова ничего не значат, и вообще "все цветы мне надоели"), и Андрея Зорина ("Триединый символ нового времени"), не без удовлетворения констатирующего: за что боролись, на то и напоролись -- двуглавый орел с триколором стоят александровского гимна, российской свободе вышел карачун, хватит себя обманывать. Вопрос о том, почему оный карачун случился, равно как и проблема "вакуума либеральной символики" оставлены до лучших времен.

В журнале, как и прежде, есть интересные статьи (например, God save the King или "Боже, царя храни". О путях становления гимна как национального символа" Любови Киселевой, "Метаморфозы "Лебединого озера". Краткий курс истории одного мифа" Марины Раку, "В тени де Голля. Французская идентичность и общеевропейская безопасность" Ниило Кауппи). В общем, "НЗ" как "НЗ". Похоже, обновление сведется к снижению "смехового начала", повышению доли переводных публикаций и нарастанию "либеральной" риторики. А может, и нет.

Знаком либерализма отчетливо мечены три книжных новинки. Серию "Либеральное наследие" открывает том работ Исайи Берлина "Философия свободы. Европа". Берлина (1909--1997) в России знают прежде всего как собеседника Пастернака и Ахматовой, "гостя из будущего" "Поэмы без героя", скрытого адресата поздней ахматовской лирики. Судьбе и "стати" этого крупного мыслителя и удивительного человека посвящен недавний роман Анатолия Наймана "Сэр" ("Октябрь", 2000, №№ 11, 12). К сожалению, великолепная, внутренне строгая, но интонационно свободная, доступная любому заинтересованному читателю, вполне актуальная эссеистика Берлина по-русски прежде почти не издавалась. Сейчас пробел восполнен -- можно познакомиться с такими важными работами, как "Два понимания свободы", "Жозеф де Местр и истоки фашизма", "Противники просвещения", "Национализм: Вчерашнее упущение и сегодняшняя сила" и др. Уже в этом полугодии издательство сулит том "Философия свободы. Россия" со статьями о Герцене, Тургеневе, Льве Толстом. Ждем с нетерпением.

Андрей Зорин суммировал свои многолетние штудии о "литературе и государственной идеологии в России в последней трети XVIII -- первой трети XIX века", выпустив книгу с дразнящим названием "Кормя двуглавого орла..." Верным читателям "НЛО" многие главы знакомы по журнальным публикациям, но от этого общий сюжет не становится менее увлекательным. Анализ одической поэзии (особое внимание Зорин уделяет незаслуженно ославленному и забытому Василию Петрову) позволяет разглядеть хитросплетения екатерининской политики ("греческий проект", покорение Крыма, противоборство с Францией); образы Смутного времени в поэтических сочинениях 1806--1807 годов проецируются на тогдашнее противоборство с Наполеоном; идеология Священного Союза прочитывается сквозь политическую лирику Жуковского. В книге тонко и неожиданно трактуется ряд таинственных исторических сюжетов (потемкинский праздник в Таврическом дворце, отставка Сперанского, формирование доктрины "православие -- самодержавие -- народность"), обнаруживаются истоки устойчивых национальных мифологем ("всемирный заговор", "спаситель отечества", "враг народа"). "Идеологическая история" Зорина последовательно персонализирована -- "тексты" и "события" творятся людьми с их несхожими нравами и страстями. Сам автор не склонен прятать свою индивидуальность и погруженность в современный идеологический контекст. Потому и книга предполагает как восхищенное цитирование, так и энергичную полемику.

Другой из "столпов" "НЛО" Борис Дубин составил сборник "Слово--письмо--литература. Очерки по социологии современной культуры" из своих многочисленных работ 90-х годов. Перечитывая знакомые статьи и рецензии, не знаешь, чему больше дивиться: широте интересов автора (наследие русского формализма, феномен интеллигенции, проблемы биографии, судьба сегодняшних журналов, "новая русская речь" и стеб, массовая культура, боевики и историко-патриотическая романистика, противоборство философии и филологии -- список тем далеко не полон), неизменности "теоретического пафоса" или блеску дубинского письма, заставляющего вспомнить, что автор не только социолог, но и замечательный переводчик, редкий ценитель поэтического слова. Будущий историк нашего времени не минует книгу Дубина (да и иные его работы), причем читать их будет двояко: и как "описание", и как сильную составляющую культурного процесса в России рубежа тысячелетий.

Серия "Россия в мемуарах" пополнилась книгой Якова Глинки (1870--1950) "Одиннадцать лет в Государственной думе", включающей дневник и воспоминания крупного чиновника думской канцелярии (1906--1917). Книга Глинки (не только "аппаратчика", но и политика) насыщена первосортным историческим материалом. Поразительно, что оставивший после большевистского переворота государственную службу автор (действительный статский советник!) сумел не только выжить, обрести новую профессию (Глинка стал театральным художником), но и сохранить свои дневники.

О себе, своих близких и своих свершениях повествует известный художник и скульптор Гриша Брускин в книге "Прошедшее время несовершенного вида". Коротенькие "случаи из жизни" обильно иллюстрируются фотографиями из домашнего альбома и репродукциями брускинских работ. Дело ясное: коли в 1988 году картины Брускина продавались по рекордным (для современного русского искусства) ценам, то и семейные байки надлежит издать и прочесть.