Профессору Парижской консерватории Луи Адану хотелось определить своего сына к какому-нибудь устойчивому, надежному делу. Но отпрыска безнадежно тянуло к музыке, причем к музыке театральной, он пропадал за кулисами. Отец вздохнул -- и Адольф Адан в 13 лет стал студентом консерватории. Он не был вундеркиндом -- первая его опера («Петр и Катерина», из русской истории) появилась лишь в 1829 году. Но дальше он привычно выдавал по две партитуры в год -- без срывов, надежно и с гарантией. Общий список -- сорок опер и два десятка балетов. Через десять лет после смерти автора, в шестидесятых годах XIX века, практически все сочинения уже были забыты. Кроме одного смешного балета и одного балета великого.

Человечество легче запоминает трагедии, чем комедии, а Адану не нравилось убивать своих героев. Человек жизнерадостный и эксцентричный (держал на письменном столе лягушку в банке и любил заставлять ее прыгать под собственную музыку), он с удовольствием сочинял истории с хорошим концом. Про почтальона, ставшего певцом и влюбившегося заново в оставленную когда-то жену (самая известная из опер Адана, «Почтальон из Лонжюмо»). Про злобную графиню, которую Гений доброты поменял местами с милой корзинщицей -- и графиню вразумлял колотушками корзинщик, в то время как в замке корзинщица только что орехи не колола государственной печатью (балет, который в Большом театре шел под названием «Своенравная жена, или Сатана со всем прибором»). Существуя в романтическую эпоху, Адан любил дневной свет, здравый смысл и третье сословие: недаром в «Своенравной жене» партия корзинщицы выписана ярче партии графини. Конечно же он следовал моде: в «Гентской красавице», что танцевали и в Париже, и в Москве, наворочена романтическая патетика, героиня бежит с проходимцем от истинной любви, все понимает, возвратиться невозможно, надо кончать с собой, и оркестр прямо-таки рыдает... Но вдруг выясняется, что все происходящее -- сон, и в финале -- семейные радости и сплошное умиротворение. А в «Деве Дуная», сочиненной для Марии Тальони и столь популярной в России, что глянулась в зеркало даже русской литературы (Некрасов советовал «оставить в покое мужика», да Толстой в «Детстве» вспоминал «дунайскую» кадриль), уже утопшие герои были счастливо вынесены на берег для вполне земного, не мистического союза.

Музыка простая, ясная, танцевальная, не претендующая на слишком уж большую роль (знаменитый теоретик тех времен Карло Блазис: «Мысль композитора всегда должна соответствовать мысли автора») была любима балеринами и постановщиками. И тем и другим она была удобна; последние особенно ценили не чрезвычайную ее оригинальность -- при необходимости можно было без особого ущерба досыпать в балеты куски, сочиненные другими людьми (так и случилось с «Корсаром», в котором торчат ребра Пуни, Делиба и Дриго). Но приходили другие удобные композиторы; из репертуара Адан испарился очень быстро. В ХХ веке его балетные сочинения уже не ставили -- лишь в тридцатых Лавровский использовал фрагмент его партитуры, чтобы изобразить в своей «Катерине» крепостной балет («балет в балете»).

То есть если бы не «Жизель» -- что вспоминать об этом 200-летии?

Но «Жизель»-то существует. Жизнерадостный дрессировщик лягушки ухитрился в 1841 году сочинить самый тоскливый, самый воздушный и самый нежный балет столетия, богатого воздухом, нежностью и тоской. Сочинить обмирающие адажио -- когда кажется, мелодия сейчас порвется; непререкаемую поступь вилис; захлебывающуюся «вертушку» только что вышедшей из-под земли героини; финальные ударяющие аккорды солнца, когда ничего уже не вернуть... Он за два месяца работы застолбил свое право на то, чтобы люди помнили, кто он такой и когда жил. Адольф Шарль Адан. Композитор. 1803--1856.