Уже почти 120 киносмотров пригласили к себе эту полнометражную неигровую картину, которую автор снял из окна своей квартиры в более-менее историческом районе Петербурга. В России фильм «Тише!» был показан на ММКФ и на международном фестивале «Послание к человеку» в Петербурге, где завоевал Гран-при национального конкурса. Кроме того, «Тише!» (как и предыдущие фильмы Виктора Косаковского «Беловы» и «Среда. 19.7.1961») шел в петербургском кинотеатре «Аврора», чего не случалось с отечественным неигровым кино со времен начала перестройки. Косаковский -- единственный российский документалист, чьи картины демонстрируются на большом экране во всем мире. О своей последней работе, документальной комедии «Тише!», Виктор КОСАКОВСКИЙ рассказал нашему корреспонденту Ольге ШЕРВУД.

-- Фильм появился, можно сказать, случайно. Два года я был занят другой картиной в Германии и приезжал домой лишь изредка, раз шесть-семь. И в эти моменты снимал -- то, что видел из своего окна, что мне нравилось: вдруг какой-то дым, например, красивый. Или -- дождь идет, и асфальт вдруг стал зеленым. Или желтым. Но европейская картина заглохла из-за недоразумений между продюсерами Англии, Франции и Германии, а я оказался без фильма. Дома увидел: есть десять часов хорошего материала. Выкинул лишнее -- получилось «Тише!».

-- Документальная комедия. Под вашим окном шесть раз рабочие раскапывают и закапывают одну и ту же яму.

-- Я всегда хотел сделать комедию. И вот она родилась, повторяю, как бы случайно.

-- Комедия в неигровом кино -- огромная редкость.

-- Да, и на всех фестивалях жюри встает в тупик -- не знает, что с этим делать. Не верят, что здесь нет постановочных кадров. Документальные фестивали просто в растерянности, хотя в Мюнхене дали Гран-при, в Нионе -- Приз зрителей, а игровые смотры не понимают, зачем я, мол, выдаю картину за документальную. А я поначалу просто сидел дома и поглядывал в окно, а когда хотелось что-то снять -- превращался в оператора.

-- Так кино может снимать каждый?

-- Совершенно верно. Но, во-первых, люди не обращают внимания на обычную жизнь. Во-вторых, мы всегда жалуемся: денег нет, пленки нет, объектив не тот... затвор так громко щелкает, что ворона улетает!.. А ты пользуйся тем, что есть. Есть топор -- сделай скульптуру топором. Ручка есть -- пиши роман. Любой человек, желающий снимать, пусть купит маленькую цифровую камеру и начинает. Качество такое, что результат годится для любого кинотеатра мира. Поэтому фильм и его название для меня оказались концептуальными даже. Мы говорим «будь тише!» еще и в смысле «будь скромнее»: поменьше претензий, побольше дела. В переводе на английский, например, этот смысл, увы, теряется.

-- Ничего себе «без претензий»! Разве не претензия -- полуторачасовое кино, снятое методом наблюдения, без дублей, без сценария, без диалогов, даже без голоса за кадром, который комментировал бы происходящее?

-- Для меня это и есть настоящий кинематограф. Природа кино, которое рождалось без всякого сценария. Фильм сделан без режиссерского вмешательства в ситуацию. Нельзя ничего повторить в жизни для дубля. Если ты не снял -- не скажешь: извините, жизнь, давайте еще раз проиграем эту ситуацию! Настоящее документальное кино -- это единственный кадр. Как «Прибытие поезда». Как «Политый поливальщик» -- не случайно я начинаю картину аналогичным эпизодом.

-- Кто же и как дал деньги на этот «случайный» фильм?

-- Когда рухнул проект в Германии с бюджетом в два миллиона евро, я решил сделать фильм вообще без продюсеров. Европейская система финансирования неигрового кино имеет колоссальные недостатки -- для таких режиссеров, как я. Система требует объяснить разным фондам и прочим структурам, на что именно тебе нужны деньги и почему именно столько. А я не знаю, о чем будет следующий фильм. И не могу написать заранее сценарий. Я знаю одно: каждые два или три года все равно сделаю картину, которую будут смотреть люди. То есть я не призываю некоторым исключительным авторам давать деньги «просто так»...

-- А я бы призвала...

-- Это бесполезно, пустой разговор. Я решил: если уверен, что сделаешь кино, -- рискни сам, не выпрашивая средства ни в Европе, ни в Госкино. Пошел в банк и сказал: дайте денег, если кино не получится -- вот моя квартира.

-- Но вы только что уверяли, что такое кино ничего не стоит?

-- Меньше всего стоит материал -- его «просто» надо увидеть и снять. Но чтобы фильм смотрели люди, надо превратить его в товар. А это профессиональный процесс, который требует времени, специалистов и средств. Год жить с семьей на что-то надо, пока фильм делаешь? Монтаж, фонограмма, музыка, титры, английские, допустим, субтитры -- для фестивалей... это лишь часть работы.

-- А как понять, что материал -- схвачен?

-- Когда снимешь такой эпизод, который внешне кажется мелким, незначащим, а на самом деле -- переворачивает все снятое прежде, придает ему новый смысл. Вот я снял бабушку, которая вышла из парадной напротив и сказала ключевое слово, -- а я потом выяснил, что она не покидала свою комнату несколько лет, да и после никто не видел ее на улице... Однако я бы не хотел рассказывать, что в картине происходит.

-- Разумеется. Но как вы ухитрились так приехать шесть раз, чтобы шесть раз копали?

-- А вот это чудо. Значит, я был на правильной дороге. Такие подарки судьбы тоже подтверждают: кино состоится.

-- С тех пор еще раз копали?

-- Да. Мой сын говорил: они копают, потому что ты снимаешь, закончишь -- перестанут. Но я полетел на фестиваль в Амстердам с этой картиной, утром гляжу -- под окном роют. Потом еду в Италию -- казалось бы, там все давно построено, тысячи лет назад, -- копают перед отелем...

-- Археологи?

-- Да. Потом приехал в Нью-Йорк, там Де Ниро и Скорсезе устроили новый фестиваль -- не поверите, в соседнем здании с бывшим Всемирным торговым центром, где сейчас идет стройка. Между прочим, туристы на ее фоне фотографируются.

-- Как у Колизея?

-- Да. Только что они печальными глазами смотрели на это место, стараясь сквозь дырки в огораживающем заборе разглядеть что-то... Потом они находят самую большую дырку, поворачиваются к ней спиной, достают «мыльницу» и просят сфотографировать их «на фоне».

-- Люди всех наций?

-- Всех. А у китайцев там устроен бизнес: по всему периметру они продают фотографии двух башен. Прежних, в полный рост. Цветные, переливчатые...

-- Какой вы из этого сделали вывод?

-- Человек все может перенести. А ведь когда мы все следили за событиями 11 сентября, думали: невозможно пережить такое... Я был там спустя несколько дней. Разговаривал с людьми, которые живут столь близко, что могли видеть все в окно. Так вот, они смотрели -- в телевизор. Гениальный факт. Причем они сами этого не заметили, это обнаружилось, когда я стал их расспрашивать. Еще факт. В Нью-Йорке живет классик американского независимого киноискусства режиссер Йонас Мекас, когда-то уехавший туда из Литвы. Он сразу полез на крышу своего дома и стал снимать. Он тоже не смотрел, что происходит, -- он смотрел в камеру. И говорил: красиво! Это же парадокс. По-английски мы скажем -- terrible beauty, по-русски -- ужасно красиво.

Человек реагирует на камеру. Не могу забыть один момент. Было наводнение в Ленинградской области. Приехали люди с кинокамерами. И местные начали плакать: вот, сидим на крыше, с коровой, с чайником, вот тут и собака, и кошка, нас все бросили, помощи нет... Оператор уехал -- они продолжают жить. И я вдруг слышу -- а над водой, когда она спокойная, слышимость удивительна -- «Конь на е-5»! Один со своей крыши играет в шахматы с другим, который тоже на крыше в полукилометре сидит...

-- Телевидению такое недоступно.

-- А у него и задачи нет такое снять. И документальное кино во всем мире начинает сильно разделяться. На то, что относится к искусству и оперирует киноязыком, и на то, которое хочет нечто доказать. Я, скажем, уже никогда не поеду на кинофестиваль в ту страну, где идет какой-нибудь локальный конфликт, -- там используют кино и медиа для доказательства правоты своей стороны.

-- А вас сейчас никто не упрекал, как после «Среды», что вы сделали унизительный для россиян фильм?

-- Все в мире, к счастью, смотрят «Тише!» как кино, никто не воспринимает его как социальный протест или что-то такое. Но все-таки всюду находится человек, будто засылают его, который встает и говорит: вам нужно показать это президенту, ваш президент должен это увидеть.

-- Может, и должен?

-- Может быть, не знаю. Но что решает президент в стране, где люди позволяют себе так жить, так работать, как у меня в фильме?

-- Ну да, люди и яма, и котлован -- это наш менталитет.

-- Со времен еще Гоголя и Салтыкова-Щедрина мало что изменилось. Между прочим, поговорку «В России две беды -- дураки и дороги» можно произнести в игровом кино. А в документальном -- нет. Поскольку в кадре -- реальные люди. Как можно сказать, что они -- дураки? Я, кстати, от них не сильно отличаюсь. Я фильм свой переделывал столько раз, сколько они -- дорогу...

-- Но ведь вы из этой банальной ситуации с асфальтированием проезжей части сделали притчу. Зритель понимает, что не люди властны над ямой, а сама Земля властна над ними. Инвариант «Соляриса».

-- Спасибо. Я никогда бы не стал делать фильм о «двух бедах России». Это не задача. Задача -- увидеть весь мир в чем-то маленьком, локальном, обыденном. Увидеть все законы, по которым он создан, и все связи, которые действуют между людьми. Люди, может быть в силу агрессивности своей, присвоили этот мир. Но все живые существа -- и то, что мы считаем неодушевленным, тоже ведь субстанция некая -- все имеет право так думать о себе. Режиссер, как и ученый, -- исследователь. Привлекает то, на что нет ответа. Не плоское, а объемное. «Ужасная красота». Гармония мира.

Виктор Косаковский родился 19 июля 1961 года. Работал на Ленинградской студии документальных фильмов ассистентом оператора, монтажером, ассистентом режиссера. Закончил Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерская Льва Николаева, 1988). Дебютировал фильмом «Лосев» (1989) -- уникальным документальным портретом выдающегося русского философа-идеалиста, последнего из великой плеяды философов Серебряного века Алексея Федоровича Лосева; фильм получил несколько призов. Часовая картина «Беловы» (1992), посвященная русской крестьянке Анне Федоровне и ее брату Михаилу, принесла Косаковскому настоящее международное признание и более двадцати наград в разных странах. Многофигурная документальная фреска «Среда. 19.7.1961» (1997) представляла всех, кто родился в Ленинграде в один день с Косаковским, -- сто одного человека. Эта копродукция России, Германии, Англии, Финляндии, Франции, Дании, Голландии и Швеции, получившая приз ФИПРЕССИ на Берлинском фестивале и другие награды, шла в кинотеатрах многих стран, как и «Беловы», но у нас была воспринята как очернительская: получалось, что поколение 35-летних совсем не так процветает, как об этом можно судить по глянцевой прессе.

Не остались без международных и отечественных наград и следующие две работы Косаковского -- «Павел и Ляля. Иерусалимский романс» (1998) и «Я Вас любил... (Три романса)» (2000). Лауреат Государственной премии, премий «Триумф» и «Ника».