Руководство афганского движения «Талибан» объявило о приостановлении боевых действий против Северного альянса на время миротворческой миссии в Афганистане спецпредставителя президента Туркмении Бориса Шихмурадова. Сам он узнал об этом решении верховного талиба муллы Омара уже в кабульском аэропорту в среду, когда, закончив двухдневные переговоры в Кандагаре и Кабуле, готовился к вылету в Исламабад. Руководство «Талибан» решилось на этот жест, когда выяснилось, что г-ну Шихмурадову предстоит встреча с Ахмад Шах Масудом, лидером противостоящего талибам Северного альянса.

Этот жест, как и объявленное двумя днями раньше решение муллы Омара амнистировать 85 сторонников Северного альянса, расценивается как готовность талибов к возобновлению мирного диалога с противником. Впрочем, не стоит сильно преувеличивать эту готовность: талибы просто хотят быть лояльными к дружественному Ашхабаду, стремящемуся усадить афганцев за стол переговоров.

С другой стороны, приостановление талибами военных действий означает, что генерал Масуд может позволить себе без особого риска покинуть боевые позиции своих войск в афганской провинции Тахор, где последние недели они пытаются противостоять атакам талибов на стратегический центр Талукан, и вылететь для переговоров с туркменской миссией в соседний Таджикистан. Предварительно дата встречи намечена на завтра, 2 сентября.

По признанию туркменского эмиссара по афганскому урегулированию, формула мира, которую он предлагает бесконечно воюющим много лет афганцам, в целом совпадает с основными положениями спецпредставителя генсека ООН по Афганистану Франсиско Вендрелла.

Первое положение: талибы признаются реальной силой в стране, оказавшейся способной покончить с кровавым беспределом и междоусобицей на территориях, ими контролируемых. А они, как известно, составляют около 90% всего Афганистана. Второе: необходимо признать авторитет и исторические заслуги Ахмад Шах Масуда перед афганцами в деле освобождения страны от иностранной оккупации и дать ему возможность в течение 2--3 лет сохранять контроль над теми северными провинциями, где его влияние сегодня неоспоримо. При этом подразумевается достичь соглашения о прекращении огня на этот срок, что может сказаться и на «умиротворении» психологии афганцев с обеих сторон: привычка обходиться без войны может войти им «в кровь».

Остается сущая безделица: уговорить обе воюющие стороны согласиться с этим очевидным планом. Что-то подобное им предлагалось и раньше. Однако то Масуд считал, что вправе претендовать на один из высших постов в будущем афганском правительстве, то талибы категорически отвергали претензии северного лидера как неадекватные. Тогда позиция талибов приобретала чересчур воинственный характер, и они в который раз убеждали себя, что лучший способ решить афганскую проблему -- это окончательно уничтожить Масуда.

Тем временем ситуация по отношению к Афганистану во внешнем мире менялась, причем по-разному. Если США резко увеличили давление на талибов из-за их упорного нежелания «сдать» «террориста номер один» Усаму бен Ладена, то такие ближайшие соседи, как иранцы, начали просчитывать афганскую ситуацию далеко вперед. Вынужденный признать «эффект талибов» долговременным фактором и понимая, что сам по себе он неизбежно подлежит трансформации как политический феномен, Тегеран вступил в реальный контакт с руководством «Талибана».

Появились свидетельства и обратного свойства: Пакистан, чья роль «повивальной бабки» исламского движения в Афганистане общеизвестна, тоже начал искать возможности восстановить общение с «врагами своих друзей», с Северным альянсом. Здесь стоит иметь в виду неожиданный, но исторически обоснованный казус: талибы, а точнее говоря, афганцы, никогда не позволяли себе долго находиться в управляемом чужеземцами состоянии. Ощутив себя как реальную силу, представляющую главную этническую составляющую страны, пуштунов, талибы пытаются стряхивать с себя пакистанскую опеку. И хотя в военном отношении военачальники талибов, видимо, все еще пользуются услугами пакистанских инструкторов, в политическом плане Кандагар стремится к самостоятельности. «Если вы хотите что-то нам передать, то не надо прибегать к «пакистанскому каналу», делайте это прямо» -- такого рода сигналы все чаще и чаще приходят от талибов в Тегеран и Ашхабад.

Добавим к этому, что еще один сосед Афганистана -- Китай -- также демонстрирует желание заглядывать в поствоенную эпоху в Афганистане и налаживает мосты с Кандагаром (помощь продовольствием медикаментами и даже строительством телекоммуникационных систем). Картина кажется очевидной: перспектива дипломатического признания талибов еще не стала ближе, но их эффективность как политического игрока в Афганистане сомнению не подвергается.

Если такой подход обнаружится и у других ближних и дальних соседей Афганистана, то талибы могут проявить и гораздо большую степень «договороспособности», которая позволит им, до сих пор загнанным в угол изгоям мирового сообщества, унять свой исламский ригоризм. Тогда сами по себе отпадут подозрения в их адрес: они, мол, тем только и заняты, что готовят джихад и собираются в поход «на Самарканд и Бухару». Стоит вспомнить, что ни разу в истории афганцы не пытались еще расширить свои владения за границы обитания своих племен. Зато известно, как часто, но безуспешно пытались завоевывать Афганистан чужеземцы.