Наконец у нас вышел первый роман Мишеля Уэльбека. В отечественном книгоиздании -- все шиворот-навыворот. «Расширение пространства борьбы» (Иностранка-БСГ-Пресс, перевод Нины Кулиш) -- произведение, с которого началось скандальное ток-шоу под именем «Уэльбек». Русский читатель, как обычно, просмотрел его в записи, причем сперва «скушал» финал, а потом уже разобрался, в чем суть да дело. Тем же, кто еще не приступил к просмотру, настоятельно советую: не стоит приступать к «Элементарным частицам» (программный роман М.У.), предварительно не уделив часа два легкому чтению «Расширения». Безусловно, «Частицы» -- вещь концептуальная, достойная уважения и места на книжной полке. Но есть в первых «громких» романах особый драйв, который потом становится все слабее, уступая место профессионализму, точности, изяществу, «наработанности», в конце концов. В первом романе обязательно что-то сбоит, голос автора дает петуха, и в этом есть странный кайф. Писателю почему-то вдруг веришь, потому что первый успех невозможен без легкого надрыва, без налета эксгибиционизма, без привкуса автобиографичности. В случае с месье Главным Порнографом Европы (т.е. с Уэльбеком), немаловажна и та деталь, что «Расширение пространства» -- вещь скорее стыдливая. Автор только закидывает удочки: сойдет ли ему с рук легкий эпатаж. С рук сошло, а на читателя свалилась лавина откровений.

«Расширение пространства борьбы» -- роман, лишенный строгого сюжета. Здесь много эссеизма. Уэльбек проясняет своему будущему читателю исходные данные и легко говорит от первого лица. Впоследствии он отстранится от этого «я» и, наделив главного героя собственным именем, будет наблюдать за ним со стороны.

Тридцатилетний работник компьютерной фирмы получает от начальства задание внедрить в сельскохозяйственный сектор новую программу по прозвищу «Сикомор». «На самом деле сикомор -- это дерево, чья древесина весьма ценится мебельщиками, вдобавок оно дает сладкий сок». В современном мире имена не соответствуют своим «первозначениям»: серьезный повод для массового невроза. Названия предметов -- только оболочки файлов, лишенные наполнения. Аллегория незамысловатая, сюжет предсказуем, ссылка легко прочитывается. Древо сикомора больше не плодоносит и не источает аромат. Удовольствие от жизни покинуло человека в век вседозволенности, и поэтому он так истошно вопит о жажде наслаждения. Старики покупают билеты на последние киносеансы, чтобы предаться онанизму в непосредственной близости от молодых. Но влюбленных парочек в зале так мало, что на каждую приходится по пять-шесть «рукоблудов». Герой Уэльбека еще не приобрел ту устало-брезгливую интонацию, которая проявится позже. Пока же он описывает мир с простодушным изумлением, отчего сцены романа выглядят пронзительно абсурдными и не связанными между собой. Язык выпотрошен, логические нити порваны, выход -- покорность или суицид. Работнику, всю жизнь просидевшему в каменном мешке за сочинением программ, к пенсии дарят удочку. Сердечный приступ не вызывает ни у кого сочувствия, а за угоном машины следует череда рукопожатий и соболезнований. Корова ждет быка, но получает только шприц с семенем.

Роман рвется на части, автор сопровождает муки читателя ироничным комментарием: «постепенное ослабление связей между людьми представляет теперь известные проблемы для романиста». Все эти ходы и выходы можно встретить и в других производных от Уэльбека, с той только разницей, что здесь -- подлинная истерика, предшествующая депрессии. Позже -- холодный анализ последствий. В «Пространстве» герой проигрывает свою партию у нас на глазах, чтобы дальше хладнокровно следить за чужими поражениями. «Я оторван от всего; отныне -- я пленник внутри себя. Божественного слияния уже не произойдет; цель жизни не достигнута». Первый роман Уэльбека заканчивается там, где прерываются сложные связи и начинаются «Элементарные частицы». Получилось искренне и больно. Это вам не пустышка Бегбедер, а настоящая клиника. Так что рекомендую.

Та же «Иностранка» только что выпустила другой роман, в котором уэльбековский абсурд доведен до крайней стадии. Впрочем, читать «Голубого ангела» Франсин Проуз (в переводе Веры Пророковой) куда приятнее. Англо-американская проза все-таки гарантирует читателю щадящий амбулаторный режим. Здесь автор не будет рвать на себе рубашку и демонстрировать стигматы. Актуальные проблемы упакованы в добротный сюжет, приукрашены массой деталей, обманок и вывертов. Кошмар надвигается постепенно, по ходу читатель успевает пройти курс психологической подготовки. Трагическая развязка не давит и даже обнадеживает.

Проуз пишет о современном американском фашизме. О том, как человека постепенно лишили приватного пространства и заткнули рот платьем Моники Левински. Дело происходит в тиши провинциального университета. Где-то далеко слышны первые раскаты грома. Становится известно, что студентка возбудила уголовное дело против преподавателя, обвинив его в сексуальных домогательствах. Прямых улик нет, и слушание откладывается. На переднем плане -- литературный семинар в группе профессора Свенсона. Обсуждаются опусы студентов-литераторов. Молодые люди склонны описывать совокупления с различными представителями фауны. Преподаватель, писатель-шестидесятник, в раздражении и шоке. Наконец самая непривлекательная из студенток приносит ему главу из романа о влюбленности в учителя. Дальше сюжет раздваивается: роман талантливой девицы продвигается от главы к главе, нарастает и влюбленность стареющего писаки. Все закончится в зале товарищеского суда, куда молодое дарование притащит магнитофонную ленту с записью их откровений. Все действующие лица (их несколько десятков -- студентов и педагогов) дадут показания «против», и даже дочь расскажет, как папочка в детстве любил ее «потискать».

Со стороны роман Проуз выглядит предсказуемым и схематичным, но только не изнутри. Американка начинила свою бомбу таким количеством мелких металлических предметов, что от ранений не спасает даже тактическая подготовка. В «Голубом ангеле» есть все, что душе угодно, -- роман в романе, сатира на современную систему образования, любовная интрига, психологическая драма, социальный контекст -- нет только ни капли пафоса. Все описано так буднично и подробно, что к ужасу своему понимаешь: это норма. Тот, кто еще лелеет в себе надежду на индивидуальную историю, будет распят. «Тайн не должно быть. Всем известно, как опасно все тайное», -- поучает крошка папу. Если у тебя есть тайна, значит, ты агрессор. Сексуальный или политический. Значения не имеет. Главное, ты внушаешь страх. Если у человека за душой есть хоть что-то, значит, это бомба. Проуз не оставляет американцам ни единого шанса на очеловечивание. Девица растоптала дядьку совершенно хладнокровно: ей надо было издать роман.