Когда моя дочь была маленькой, мы часто ходили в театр, и мне даже казалось, что ей нравилось. А лет в восемь-девять посмотреть очередную сказку вдруг отказалась решительно и бесповоротно: «Не хочу - в театре всегда кричат». По большому счету она была права. Пришлось отстать, а спустя несколько лет начать воспитывать доверие к театру заново - уже хорошими взрослыми спектакли. Надо сказать, у многих детей страх перед пожилыми принцессами и визгливыми кикиморами остается навсегда. Став взрослыми, они попадают на коммерческие спектакли -- эстетические продолжения сказок про истеричек-принцесс и кривляющихся кикимор, и остаются убеждены, что настоящий театр именно таков и есть.

Я все это рассказываю к тому, что в огромный город, где почти нет хороших детских спектаклей, но полно родителей, мечтающих посмотреть со своими детьми что-то захватывающее, давно пора привозить зрелища для маленьких из-за рубежа. И вот Чеховский фестиваль, раньше радовавший только взрослых театралов, решил в этом году на пробу сделать небольшую детскую программу. Я видела три из четырех, и все они были отличными, да и четвертый, говорят, не хуже. Жаль только, что информации об этих спектаклях было так мало, что залы театра «Эрмитаж» не были полны, а жадные до развлечений дети так и оставались сидеть на своих скучных дачах.

Конечно, хитом детской программы был знаменитый «Буфапланетес» - за 20 лет объехавшее мир и завоевавшее кучу премий шоу мыльных пузырей испанского клоуна Пепа Боу. В сущности, это не спектакль - в «Буфапланетесе» не было ни действия, ни сюжета, а только огромный волшебный аттракцион, в котором из разнокалиберных трубочек застенчивого очкастого клоуна вылетали мыльные пузыри невероятных форм, размеров и цветов. Не говоря ни слова, Боу надувал шарики сигаретным дымом, вставлял их один в другой, строил из них фигуры, жонглировал, играл в пинг-понг, украшал ими, словно драгоценностями, понравившуюся девушку, и осыпал весь зал. Дети визжали от восторга и прыгали в проходах между рядами, пытаясь ловить водопад переливчатых шариков.

«Баллада Портофино» швейцарца Петера Ридеркнехта и «Сказка детства» итальянцев Микеле Аббонданца и Антонеллы Бертони - уже не шоу, а настоящие спектакли, причем не столько для детей, сколько о детстве. Ностальгические и нежные.

Петер Ридеркнехт - доверчивый и словоохотливый контрабасист (он говорит с залом на очень простом английском, но готов для что-то не понявшего зрителя перейти на любой другой европейский язык), - будто бы пришел сыграть перед нами концерт. А по ходу рассказывает милую лирическую историю, постоянно отвлекаясь на параллельные сюжеты, обещая маме (по мобильнику) купить продукты или хвастаясь алым бархатным пиджаком: «Правда, красивый? Пощупайте материальчик. Между прочим, дорого стоит! Я его на прокат взял». Когда Петер играет соло, в деке контрабаса открывается крошечное окошко, как в часах, откуда выглядывает кукушка. Тут то и начинается настоящий сюжет: контрабас поворачивается обратной стороной к зрителю и оказывается, что в его верхней части располагается квартирка кукушек, папы и сына (с той стороны они выглядят как человечки). Немолодой ворчливый папа исправно, каждый час, ходит куковать, а раздолбай-сынок слушает громкую музыку, дерзит, мечтает о свободе и не желает сгубить лучшие годы на скучную работу. Потом оба «кукушка» вспоминают свои каникулы на море, в местечке Портофино. Петер вынимает из нижней части контрабаса кукол побольше, и разыгрывает с ними воспоминание о счастье, а затем - примирение: отец, расслабленный мечтами, в первый раз в жизни забывает прокуковать во время, а сын, волнуясь, впервые выходит на опасную, «высотную» работу вместе с отцом.

Хорошие детские спектакли всегда рождаются на границе между жанрами. Швейцарский «Баллада Портофино» - между драматическим театром и кукольным, итальянская «Сказка детства» соединяет драму с пластическим театром. Обаятельный сюжет о фантазерах брате и сестре - десятилетнем Томазо и восьмилетней Нине, - и их ужасных родителях, больше станцован, чем рассказан. Два чудесных актера играют одновременно детей и родителей, буквально одним жестом и интонацией обозначая превращение ругателя-папы в шалуна-сына и мечтательной дочери в вечно занятую маму. Дети, постоянно живущие среди нотаций и затрещин, рассказывают друг другу на ночь страшилки, прогуливают школу, отправляясь на кладбище, и балуются с огнем, когда родители уходят на свою бесконечную «Травиату». Не вытерпевшие проказ родители решают отправить Томазо в интернат, и тогда Нина с братом убегают на свободу.

И здесь начинается проблема. Привезенные в Москву отличные спектакли (спасибо отборщикам) - в сущности, постановки не для детей, а про детство. Либо о самих детях, либо - о детском ощущении мира. Эти спектакли не приспосабливают для детей ни тем, ни сюжетов, ни языка. Есть в этом положительная сторона - дети, с легкостью воспринявшие непрямое, рвущееся повествование и изящные театральные метафоры, надеюсь, выросши, не потребуют от театра упрощения. Однако я уверена, что нельзя ставить спектакли, совсем не применяясь к детскому сознанию. Сама я готова сколько угодно смотреть спектаклей о злых родителях. Но я рада, что мой ребенок не видел историю о детях, которые мечтали умереть для того, чтобы их полюбили родные папа и мама. И о том, что лучшая форма протеста для восьмилетнего ребенка - уйти из дому. Я думаю, что страдания, которые принесут эти новые мысли чувствительному малышу, еще не разделяющему жизнь и театр, - очень велики и далеки от искусства. И чем более обаятелен спектакль, тем труднее ребенку будет изжить в себе тревогу и чувство незащищенности, которое может возникнуть, когда ему покажут, что бывают родители, которые не любят своих детей, бьют их и разлучают.

И все-таки именно на Чеховском фестивале наши дети могли увидеть несколько спектаклей, в которых актеры умеют легко и без натуги общаться с залом, вместо того, чтобы, вымазав сажей лица, скакать козлами. И теперь можно надеется, что лет через десять среди взрослых театралов окажется чуть больше людей, знающих, что в театре не только кричат.