Первый японский сезон в России, что начался в мае гастролью труппы, исполнявшей ритуальные танцы ("Хаячинэ-такэ-Кагура"; см. «Время новостей» от 27 мая), ныне подошел к концу. Откричал свое Сирано де Бержерак; утверждавшие право на самовыражение девы из труппы современного танца перестали истово мять свои юбки; театр «Кабуки» уморил в лесу Сонэдзаки пару влюбленных. К закату Чеховского фестиваля (в рамках которого и проходил сезон), японцы отодвинули в сторону искусство современное и даже старое -- ради искусства древнего. Два дня в Малом театре гастролировал театр «Но». Его пьесам лет по шестьсот, а то и больше, и зритель в Японии, отправляясь на спектакль «Но», всегда знает, что ему ожидать. Будет нарисованная на заднике сосна; будет мостик; будут пять небольших пьес, в перерывах между которыми публику выйдут потешать комики. В теории это знали зрители и в Москве, и в своих ожиданиях обманулись. Театр приехал без декораций и привез одну-единственную пьесу. "Кагэкие" -- пьеса, автор которой неизвестен, названа именем полководца клана Тайра (война Минамото и Тайра -- рубеж XII--XIII веков). Оказавшись в плену, старый воин ослепил себя, чтобы не видеть мир, где торжествуют победители. Его сослали в провинцию; там, в нищете и неизвестности, он предается медитации. Его находит дочь; сначала Кагэкие не признается в том, что он -- это он; но потом все же соглашается поговорить с девушкой, по ее просьбе рассказывает о своих подвигах и -- прощается навек, отсылая ее в город. На сцене это выглядело так: в правом углу -- хор из шести человек (сидят на пятках). По центру -- барабанщик (изредка глухие удары дерева о дерево) и флейтист (не менее редкие посапывания флейты). Перед ними -- четыре столбика паланкина; внутри -- старик, почти до финала из этих границ не выходящий. (Актеру Хидео Канзэ, что исполняет главную роль, 76 лет, и он прямой потомок Кан'ами -- деятеля театра «Но» XIV века.) Сначала из левой кулисы долго-долго, медленно-медленно (ноги, натурально, спеленуты рыжим кимоно, каждый шажочек -- сантиметров пятнадцать) идет к старику девушка (то есть актер в женской маске, играющий девушку -- в театре «Но» работают только мужчины). Девушку сопровождает слуга -- мужчина в кимоно светло-сером. Взглянув на старика, двое возвращаются в левый угол. Вышедший из кулисы крестьянин ведет их обратно и ударяет веером по столбику паланкина. Старик вздрагивает. Девушка наклоняет голову. Сидя в ряд, девушка, слуга и крестьянин смотрят выход старика (несколько движений, мощных и хрупких в один и тот же момент), прощаются (девушка кладет две ладони отцу на плечо) и уходят. Час с небольшим. Никакого перевода (краткое содержание в программке). Агрессия японских согласных. Сонливость японских гласных. Долгие монологи. Сначала рассказ о том, что было; потом еще рассказ о том, что было; а о том, что происходит сейчас, должны говорить жесты. Потому каждое движение что-то значит (опущенная голова -- скорбь). О чем-то догадываешься, что-то -- не раскопать. Все замедлено до такой степени, что даже этого часа народ не высиживает -- бегства были даже из ложи прессы. Наш народ всегда ждет буйства чувств и катарсиса, и некоторые в момент прощания героев его таки испытали. Хотя собственно печалиться было не о чем. Дело в том, что любая пьеса театра «Но», о чем бы ни рассказывал сюжет, -- это повесть об испытании, посланном буддисту. В "Кагэкие" дочь не смогла сдвинуть отца с пути медитации. Конец -- счастливый.