Зурабом Константиновичем можно только восхищаться -- за два года он открыл два музея. Получил два старинных особняка (один на Петровке, другой на Пречистенке), отреставрировал снаружи и реконструировал внутри, собрал две гигантские коллекции (в общей сложности, наверное, тысяч пять работ), сделал этикетки, развесил, нанял смотрителей и охранников. Сколько было потрачено денег, можно только догадываться. Впрочем, какая разница, ведь на гладком языке пресс-релизов и проспектов все это называется «благотворительными культурными инициативами» Церетели.

Первый музей, тот, что на Петровке, называется Московский музей современного искусства. Второй, соответственно, на Пречистенке, рядом со зданием Академии художеств, никак не называется, но в нем только что открылась постоянная экспозиция «Императорская-Российская академия художеств» (неизвестно откуда взявшийся дефис поставлен в заглавии устроителями).

Второй музей очень похож на первый. Тот же способ комплектования: вещи поступили от самих художников, были на время переданы из дружественных музеев (ГМИИ, Третьяковка и др.) или экспроприированы Церетели из подведомственных академии музеев, вроде музея-квартиры Исаака Бродского в Петербурге, куда, надо думать, они никогда уже не вернутся. (К слову, лучшие экспонаты «императорской» выставки как раз из музея Бродского -- картины Репина, Бенуа, Бориса Григорьева и даже Шагала, ну никакого отношения к академии не имевшего, но зато горячо любимого лично Зурабом Константиновичем.) Принцип устройства экспозиции тот же: свалка. И та же теснота -- на «императорской» выставке более трех тысяч работ втиснуты в не очень-то большой особняк (не Эрмитаж все же) -- не позволяет разглядеть вещей хороших. Так, в разделе театрально-декорационного искусства потонули картины Тышлера, Сарьяна и Коровина.

И все же есть между музеями одно существенное различие. В Музее современного искусства представлены работы живущих художников (в основном салонных). При этом самого Церетели среди них нет. А на «императорской» выставке -- произведения членов академии, взятые напрокат в Пушкинском музее гипсовые слепки античных скульптур, которые покоятся на чудовищных шамотовых и пластмассовых колоннах разных цветов и размеров, творения Юдашкина и Зайцева и много-много живописи. Двор, крытый стеклянной крышей, отведен архитектуре. Пол здесь выложен испанской кафельной плиткой, предназначенной для кухонь, и уставлен деревьями в кадках, а на стенах -- фотографии кремлевских объектов, выстраданных Павлом Бородиным, детских площадок, проект так и не построенного скоростного вокзала в Петербурге и т.д. Рядом с ксерокопиями (sic!) фантазий Якова Чернихова (почему?) висят эскизы росписей храма Христа Спасителя -- соседство, малоприятное для обеих сторон.

Но главное, что на выставке есть целых три зала персональной экспозиции самого Церетели. Гобелены, множество пастознейших картин (те, кто считал, что Церетели-живописец значительно лучше Церетели-скульптора, явно ошибались), галерея (бронзовые рельефы, имеющие вид скорее надгробий) знаменитых деятелей отечественной культуры, среди которых Ахматова, Мандельштам, Высоцкий, Андрей Миронов, а также Илья Резник с Галиной Волчек. А еще миниатюры на золотых пластинах, хрустальная люстра в виде церковных куполов, освященная часовня (это в музее-то) с иконостасом собственноручной работы Церетели, а также бронзовые модели его знаменитых памятников (Петр I, Колумб и др.). Хит выставки -- модель памятника Бальзаку: гигантская многофигурная композиция высотой с Эйфелеву башню. В центре сам Бальзак в кресле, вокруг -- его герои, парижские монументы, стопки книг. Внутри, по мысли автора, должна разместиться библиотека. Первоначально памятник предназначался для Парижа. Но сейчас решено памятник уменьшить (предполагаемая высота всего-то 60 метров) и установить где-то на юге Франции, в районе Ниццы.

И что, спрашивается, со всем этим делать? Бессмысленно говорить о вкусе, о красоте, о музейных ценностях. О чем бы то ни было вообще. Экспозиция нового церетелиевского музея находится за пределами добра и зла и уж тем более не поддается критике. Такое чудо-юдо, которому можно только дивиться. Как и названию выставки с его экстравагантным дефисом. Но за академию, которая до Церетели блюла вековые традиции, как ни странно, обидно.

P.S. На следующий день после открытия «императорской» выставки произошло еще одно событие, связанное с Академией художеств, -- ее очередная сессия. Но рядовое внутриакадемическое мероприятие (вручение наград и довыборы членкоров и действительных членов) Церетели превратил в грандиозное, длившееся восемь часов шоу. Место действия -- Зал церковных соборов в храме Христа Спасителя. В президиуме -- действительные члены академии в черных с красным мантиях. В зале -- членкоры и гости. Тут же -- синодальный хор, периодически что-то пропевавший во славу. На сессии присутствовали мэр Москвы и патриарх, избранные почетными академиками Академии художеств за вклад в воссоздание ХХС. Проведение сессии именно в этом месте официально объяснялось тем, что собрание было одновременно и презентацией (себе и начальству) наконец завершенного храма. (Впрочем, радоваться рановато -- храм уже требует ремонта, так как многие его части, например, изготовленные из пластмассы рельефы в тондо на фасадах, создавались как времянки.) Выбор места можно объяснить также тем, что академики и лично Церетели в поте лица трудились над храмом, делая для него скульптуры и живопись. А потому и чувствуют себя в нем как дома.

Вручив награды, приступили к выборам. Избрали практически всех выдвиженцев. Впрочем, был и небольшой скандал. Академики отказались принять в свои ряды художника Никоса Сафронова, фигуру, конечно, одиозную, но по своей народной популярности превзошедшую Илью Глазунова и Александра Шилова вместе взятых. Комментируя это решение академиков, Зураб Константинович в свойственной ему рассудительной манере сказал примерно следующее: «Ничего, он еще молодой. Пусть еще немножко поработает и придет к нам в следующем году. Я думаю, академики изменят свое мнение». И в самом деле, пусть еще немножко поработает.