Ханс Холляйн для архитектуры -- все равно что Гринуэй для кино. Во многом благодаря его постройкам термин «постмодернизм» стал ключевым словом философии культуры конца XX века. В своем творчестве он утверждает принцип «тотальной архитектуры»: «архитектура это все». В 1985 году он стал лауреатом «архитектурного Нобеля» -- Притцкеровской премии. Мудрый седовласый патриарх с добрыми глазами, профессор многочисленных архитектурных академий мира Ханс Холляйн на днях принял приглашение Центра современной архитектуры и в рамках проекта CREDO прочитал открытую лекцию для московских архитекторов. Перед лекцией с гуру современной архитектуры Хансом ХОЛЛЯЙНОМ удалось побеседовать обозревателю газеты «Время новостей» Сергею ХАЧАТУРОВУ.

-- Ваш проект участвовал в конкурсе на новое здание Мариинского театра. К сожалению, не победил. Тем не менее уверен: лишь вам одному удалось филигранно вписать Мариинский II в историческую ткань Петербурга. Для вас «гений места» Петербурга многое значит?

-- Безусловно. Огромное культурное богатство Санкт-Петербурга, его архитектурные памятники превращают сам город в предмет искусства. Новый театр я мыслил неким центром диалога истории и современности. Оба здания комплекса -- новое и старое -- стремятся друг к другу, к соединению в одно целое. Для олицетворения этого единства создаются как психологические узы, так и материальные связи. Фасад нового театра по улице Декабристов полностью вписывается в архитектурную концепцию этого городского пространства. Крупные стеклянные элементы в стальном обрамлении комбинируются с большими изогнутыми элементами -- например, конусом, вставленным в полированный гранит, или металлической оболочкой ресторана и выставочных галерей с захватывающим видом на Санкт-Петербург White Night Sky Lounge. Западный фасад, выходящий в Минский переулок, облицован полыми крупными оболочками или панелями, а южный (по ул. Союза Печатников) -- штукатурный, с алюминиевой отделкой оконных лент. Особое внимание уделено фасаду вдоль Крюкова канала, а также оформлению набережной. Фрагмент Литовского рынка (архитектор Джакомо Кваренги) сохраняется на уровне набережной и используется как общий вход в репетиционный зал (малую сцену). В знак преемственности настоящего и прошлого, но также в качестве функциональной связи между зданиями мы предлагали «пуповину»: органическое соединение между верхней частью Мариинского I и Мариинского II -- Золотой мост, перекинутый высоко над каналом.

Мне были очень интересны другие представленные на конкурсе проекты. Но некоторые архитекторы остались безучастными к проблеме взаимодействия театра и города. Их театры -- апогей технократического мышления. Они создают подобие многофункциональных машин новейшей сборки, которые могут возникнуть где угодно, хоть в Китае, хоть в техасских прериях, хоть в сибирской тайге.

-- Если я правильно понял, основная коммуникация с городом должна была осуществляться благодаря гигантской двадцатипятиметровой стеклянной стене, за которой проходит жизнь театрального фойе. Вы говорили, что это фойе должно быть чем-то вроде ожившей гравюры мастера пространственных фантасмагорий XVIII века Джованни Баттиста Пиранези. Творчество Пиранези -- один из выбранных вами визуальных фильтров?

-- Как вы помните, в гравюрах Пиранези «Тюрьмы» («Карчери») действие протекает сразу на нескольких взаимосвязанных уровнях. Создается головокружительная мистерия, театр архитектуры. Я желал бы, чтобы этот «театр в театре» можно было наблюдать круглосуточно. Проходя в Большое фойе, посетитель словно окунается в пространственный сценарий Пиранези. Большое фойе задумано как динамическое, многоуровневое пространство. Основное назначение фойе -- в разное время дня и ночи служить местом встреч молодой -- в основном -- публики, а не только посетителей театра. Для стоящих снаружи за стеклянным фасадом фойе будут меняться живые картины. Добавьте к этому еще специально задуманные смотровые площадки с видом на старый Петербург в ресторане, зимнем саду, амфитеатре под открытым небом на крыше сценической коробки вместимостью 500 зрителей...

-- Почему вы предложили два варианта театрального зала?

-- Потому, что я хочу, чтобы театр принадлежал не XIX веку, а XXI. В дополнение к зрительному залу в виде подковы был разработан альтернативный вариант «зала-аудитории» вместимостью 2000 зрителей, который, обладая простой системой трансформации для двух разных видов использования, выполнял бы двойную функцию: при равных акустических и других условиях позволял бы наслаждаться как оперой, так и концертом.

-- Во всех ваших проектах ощущается колоссальная пространственная экспансия. Они словно гигантские экраны, преломляющие в себе Вселенную. Вам близок образ иллюзиониста?

-- Я функционалист, но я против ограниченной трактовки функции, когда за борт выбрасываются атмосфера, образ, настроение. К тому же, повторяю, я желаю чутко реагировать на сложившийся ландшафт и контекст. Когда я строил коммерческий центр «ХААС-хаус» в Вене, то добивался того, чтобы это сверхтехнологичное здание было терпимо и дружественно по отношению к главной венской святыне -- стоящему напротив собору Святого Стефана. Собор отражается в здании, угол которого напоминает по форме романскую башню, находившуюся когда-то на месте «ХААС-хауса». Это многоголосие, полифония делают город живым. А совсем недавно я проектировал европейский парк и Музей вулканизма в Оверни, Франция. Это место чем-то напоминает вашу Камчатку. Скалы, вулканы, кратеры... Вход в музей я сделал из двух пересекающихся конусов, которые внутри облицованы титановыми плитами и подсвечены. Создается впечатление, что ты движешься внутри живого вулкана. Дальнейший путь был вдохновлен образами дантовой поэмы. Посетители ходят по подземным коридорам, в перспективах которых вдруг покажется живой горный пейзаж. Я стремлюсь к образу «Тотальной архитектуры», по законам которой организуется весь окружающий мир.

-- Вы учились в Иллинойском технологическом институте (Чикаго) в мастерской великого модерниста Миса ван дер Рое. Как произошло знакомство с любимой вами архитектурой русского авангарда?

-- В начале 70-х годов я приезжал в Москву выполнить крошечный заказ: оформить пресс-центр посольства США. Тогда я увидел творения Константина Мельникова, в частности его Клуб Русакова. И влюбился в них на всю жизнь. Кстати, идеи и темы русских конструктивистов я использую и сегодня. В частности, «горизонтальный небоскреб» Эль Лисицкого помогает мне воплотить идею «двухуровнегого города», который будет парить в облаках над исторической застройкой Вены.