С осени прошлого года вице-спикер Государственной думы Ирина Хакамада является еще и сопредседателем Общественного совета развития образования. Именно эта организация провозгласила своей главной целью лоббирование в высших эшелонах власти реформы высшей и средней школы, а также увеличение бюджетных ассигнований в сферу образования.

-- Ирина Муцуовна, вы сами хорошую школу заканчивали?

-- Да. 144-ю в Москве.

-- Обыкновенную?

-- Да.

-- И чем же она вам понравилась?

-- Мне повезло. Например, с учителями, которые нарушали все тогдашние нормы. Это прежде всего касается преподавателя математики, который учитывал индивидуальные способности каждого, несмотря на то, что нас было 45 человек в классе -- тогда все школы были «многоукомплектованными». Он прекрасно понимал, с кого что можно требовать. В 9-м классе я долго болела (а у нас класс был продвинутый, с математическим уклоном), и мама решила, что мне нужно уходить. Тогда он сказал: «Не надо, у Иры, может быть, нет четкой пятерки, но способности есть. Уходить и расслабляться не надо. Ей нужно жить в трудных условиях, зато потом будет легче в бою». И точно, потом я без всяких репетиторов при поступлении сдала математику на пятерку. А второй замечательный преподаватель был по литературе. Там тоже был нетривиальный подход. Я помню, что нам не навешивали никаких штампов, мы в свободном диалоге обсуждали очень многие образы, пользуясь первоисточниками, а не учебниками. У нас даже было некое соревнование -- кто оригинальнее будет, а не кто лучше всех выучит.

Но это были не достоинства системы, а достоинства отдельных учителей.

-- Учитывали ли вы свой личный опыт, когда выбирали школу детям?

-- Поскольку я хорошо знала французский язык, а французские спецшколы были более демократичны, чем английские, то есть туда детей брали просто, можно сказать, с улицы, выбор был понятен. Мои дети проучились в этой школе все 10 лет. Мне и сейчас этот выбор кажется правильным. Младший сын, зная французский, затем элементарно выучил и английский. А у другого сына французский стал второй профессией.

-- То есть вы исходили не из того, что школа может дать детям, а из того, чем родители могут помочь?

-- Я просто знала, что с французским могу помочь. То же самое с математикой. От школы я ничего сильно не ждала.

-- Была ли у вас мысль отправить детей учиться за границу?

-- Какие заграницы? Я была маргиналом, не было ни связей, ничего. Я была ассистентом на кафедре втуза, муж -- научным сотрудником. У меня даже не было возможности получить путевку от профсоюза.

-- А сейчас бы послали?

-- Ну, Америку бы я не выбрала, потому что я знаю качество образования среднего американца -- это очень низкий уровень. Высшее образование тоже скорее зависит от личной воли, а сама система подачи знаний неинтересна. Уровень преподавания, подготовки у нас все-таки гораздо выше. Может быть, в Англию или Швейцарию... Но я об этом не думала и не думаю. Живу в России, и живу со всем своим скарбом и детьми.

-- Когда придет время выбирать школу младшей дочери, вы будете руководствоваться теми же принципами?

--Я бы хотела уже более серьезно подойти к этому вопросу. Тогда я была молодая мама, и у меня дети росли, как грибы в лесу. Сейчас есть разные возможности, разные школы. Единственное -- я не буду отдавать ее в дорогие частные школы.

-- Это почему?

-- Не верю. К тому же не буду тратить столько денег. Ведь цена определяется качеством. Я объездила очень много частных школ, сравнивала. Есть достаточно дешевые, демократичные школы, а есть супердорогие. Но уровень образования ничем не отличается, просто в дорогих больше обхаживания, неких ритуальных танцев вокруг каждого ребенка, не более того. А уровень профессионализма учителей, я бы сказала, не сильно отличается.

-- Будете выбирать не школу, а директора?

-- Директора и учителей. Я до сих пор не верю в систему и верю в человека.

-- Но разве можно, даже зная директора, представить, какой объем знаний даст ребенку школа?

-- Объем знаний не имеет значения.

-- Для вас это не важно?

-- Нет. Я считаю, что знания даются главным образом не за счет муштры и принудительного обучения. Они даются дома, в процессе некой игры, когда тебя окружают интересные книжки, когда их с детства тебе читают родители. Моя дочь спит в обнимку с книжкой. Когда мои старшие ничего не читали, я расстраивалась, но ведь в 12 лет давить бесполезно. Нужна просто интеллектуальная атмосфера дома. И каждый ребенок найдет себя в этой атмосфере, когда ему это будет нужно.

-- За последний год почти все партии заявили о том, что реформу образования они ставят во главу угла своих программ. Чем это вызвано? Голая конъюнктура?

-- В России все происходит по сигналу власти сверху. Стратегическая программа, сформированная центром Грефа, выдвинула на первый план формирование либерального ценностного мышления. Когда человек понимал бы, что либерализм -- это не схема политических партий, а способ жизни, целая система ценностей. Нужно, чтобы общественное бытовое сознание стало либеральным, -- вот и заговорили о реформе образования. Так пошел сигнал, и все партии начали рассматривать реформу как реальную перспективу.

По поводу конъюнктурности -- я не думаю, что это конъюнктурно. На фоне низкого уровня зарплат бюджетников, безобразного материального обеспечения школ, особенно в сельской местности, оторванности преподавательского состава от новых технологий только за счет реформы образования получить голоса, например для правых фракций, невозможно. Мы сливок здесь не снимаем. Но мы должны вырастить свой электорат и передать в будущее не только новую политическую партию, но и сделать так, чтобы эта партия опиралась на нормальное общественное мнение.

-- По-моему, пока разговоры о реформе ограничиваются в основном обсуждением только ее экономической составляющей.

-- Не совсем так. Мы добивались увеличения финансирования инвестиционных программ, которые должны изменить процесс обучения. Мы боремся за то, чтобы фактически не было вступительных экзаменов в вузы, -- это тоже не экономическая составляющая. Вы представляете, что такое для ребенка с Дальнего Востока или из Бурятии, который сдал единый тест, причем не своему учителю или директору, а по единой системе, получить возможность учиться в любом вузе? Это революция.

-- Но ведь учебники остаются теми же...

-- Да, учебники -- это проблема. Но я бы сказала, что многообразие программ уже существует, нет единой методики, давиловки. Во-вторых, учебники сейчас пишутся разные, главное, чтобы у школы были деньги на их покупку. Правда, сегодняшние учебники по истории или литературе, которые перерабатывают все в жвачку, -- это уже полное свинство. Но это уже не проблема учебников, а проблема отказа от них. Чтобы дети в старших классах учились, как студенты, -- чтобы читали первоисточники и на семинарах обсуждали с преподавателями. Реформа это предполагает. Разделение школы как бы на две части -- обязательную, начальную, а потом переход к факультативному, специализированному обучению, где ученик уже фактически абитуриент, выбирающий свою будущую профессию и разговаривающий с преподавателями на языке интересующегося, а не обучаемого.

-- Но этот этап пока отложен?

-- Нет, он не отложен, мы как раз на это требовали дополнительные деньги -- на разработку различных методик. Это очень важно -- отход от единой программы и разработка, с одной стороны, минимальных норм знаний, которые должны даваться обязательно, и с другой -- формирование факультативного обучения. Нельзя за копейки, как мы сейчас учим, обучать по этой новой схеме. Если вы хотите, чтобы преподаватель был высококвалифицированным, чтобы ему было интересно с каждым учеником в отдельности изучать серьезные предметы, нужны и малая комплектация, и разные типы школ в рамках государственной средней школы. Это уже другие деньги, и вот как раз здесь, я считаю, провал.

-- Вы серьезно верите в то, что за четыре года, которые вашей дочери остались до школы, что-то изменится в лучшую сторону?

-- Я надеюсь, изменится. Если, конечно, темп не потеряет сама власть.