«Про Таиланд в мире думают известно что, -- говорит в фильме «69» один из героев, мафиозный босс, похожий одновременно на Секо Асахару и певца Семена Канаду. -- Все женщины у нас, понятно, проститутки, а все мужчины -- драгдилеры». По счастью, это все-таки не совсем так. Выясняется, что в Таиланде кроме жриц любви и торговцев белой смертью живет еще и режиссер Пен-ек Ратанаруанг, еще в 1999 году сделавший весьма занятную кинокартину о том, как пропажа одного-единственного шурупа, которым был привинчен к двери номер квартиры, привела к последствиям весьма неожиданным. Шестерка, сделав сальто-мортале, превратилась в девятку -- и вот уже у порога обыкновенной тайской барышни по имени Тум (которая только что попала под сокращение в финансовой фирме) ждет своего часа коробка из-под лапши, до отказа набитая местными дензнаками. Тум коробку припрятывает, а через некоторое время за ней приходят серьезные мужчины в спортивных костюмах. И с этого момента начинается отсчет тел -- пятнадцать человек на сундук мертвеца. Вернее, на сундуки -- плетеные, красивые, вместительные, которые Тум с неизменно меланхолическим выражением лица покупает в ближайшей лавке, чтобы попрятать в них трупы, которых с каждой минутой становится все больше.

Фильм строится как череда криминальных недоразумений, цепляющихся друг за друга и обрастающих занимательными и временами очень смешными подробностями. Схема для мирового кино традиционная и в своих привычных проявлениях успевшая, пожалуй, поднадоесть. Но в случае с фильмом Ратанаруанга это абсолютно не раздражает. И дело, пожалуй, не только в неизбежном восточном колорите. Кинематограф Таиланда только-только заявляет о себе («69» -- едва ли не первая тайская картина, ставшая известной кинообщественности и прошедшая по фестивалям от Берлина до Роттердама), но уж видеопрокаты там давно работают на полную катушку. Неизвестно, можно ли там найти фильм Максима Пежемского «Мама, не горюй!», на который «69» иногда кажется удивительно похожим, но уж то, что там представлена полная подборка творений Квентина Тарантино, сомнений не вызывает. Ратанаруанг явно видел тарантиновские фильмы не один, не шесть и даже не девять раз. И поэтому телефон в его фильме звонит так же неожиданно (и с теми же фатальными последствиями), как выбрасывает поджаренные хлебцы тостер в «Криминальном чтиве». И во время финальной дуэли в крохотном замкнутом пространстве полицейские орут на бандитов, а бандиты -- на полицейских совсем как в финале «Настоящего романа». И обдолбанный паренек с плеером, охотно выкладывающий бандитам все как на духу, кажется родным братом неподражаемого героя Брэда Питта из того же «Романа». Заимствования иногда переходят рамки дозволенного авторским правом, но и это не раздражает. Потому что все равно получается смешно, изобретательно и лихо. В сущности, это и есть стихийный, подлинно народный постмодернизм, не отягощенный теоретической базой и прочими заумными излишествами. Ближайший аналог -- отечественный самодеятельный рок (к слову, ближе к середине в фильме звучит безупречная биг-битовая композиция местного разлива). Вместо того чтобы писать песни «под БГ», молодые люди начинали писать просто «песни БГ» -- почувствуйте разницу. В свое время почти что об этом спел даже Егор Летов: «Если б я мог выбирать себя -- я был бы Гребенщиков». А потом и сам попал под раздачу. В одном из самиздатовских журналов начала девяностых лидер некоего канувшего в безвестность рок-коллектива формулировал это ощущение следующим образом: «Да и признайтесь сами -- кто из вас хотя бы на миг, на единственную короткую минуточку не хотел быть Летовым? Я так, к примеру, хотел. Да сдается, что и был». Вот и тайский режиссер, сдается, тоже на полтора часа побывал Квентином Тарантино -- уже неплохо. Но это только начало. Шестерка неизменно превращается в девятку -- надо только посильнее хлопнуть дверью. И если в тайском кино дело и дальше пойдет подобным образом, очень скоро кто-нибудь захочет стать Пен-еком Ратанаруангом.