«Стертая память» (2009 Lost Memoirs). Южная Корея, 2002, режиссер Ли Си Мун. Знатная порция альтернативной истории из Южной Кореи. Волею случая в 1909 году сорвалось покушение корейских повстанцев на влиятельного японского чиновника. И с этого момента история Азии (и всего мира) пошла наперекосяк: во второй мировой войне Япония выступила в альянсе с Америкой, в 1944 году первой в истории ядерной бомбардировке подвергся Берлин, а потерявшая независимость и полностью контролируемая Японией Корея перестала существовать как независимое государство. Однако национально-освободительное движение продолжает сопротивляться оккупантам, причем зрит в самый корень. Повстанцы собираются завладеть древним артефактом, позволяющим открыть ворота времени, вернуться в прошлое и изменить ход истории. По следу похитителей артефакта идет федеральный агент Сакамото (Ян Дон Ган, памятный многим по артхаусному корейскому боевику «Спрятаться негде»), кореец по рождению и японец по воспитанию, но по ходу расследования гены все-таки берут свое. Пафосный и (будем называть вещи своими именами) откровенно националистический блокбастер дебютанта Муна, имевший огромный успех на родине героев, не без любопытства воспринятый в Японии и получивший приз зрительских симпатий на фестивале фантастического кино в Жерармере, являет собой квинтэссенцию современного коммерческого кино Южной Кореи. Смотреть его не менее интересно и захватывающе, чем аналогичные голливудские постановки (при том что размах в трюках и спецэффектах корейских киношников в последнее время вполне сопоставим с заокеанским), но сквозь накрепко усвоенные железобетонные жанровые схемы пробиваются побеги ориентальной оригинальности. Вот только для того, чтобы отличать одного героя от другого, необходима определенная подготовка. Впрочем, еще со времен «Шири» известно, что физиономическая путаница в азиатских триллерах делает их на порядок интереснее и запутаннее.

«Гольф-клуб» (Caddyshack). США, 1980, режиссер Харольд Рэмис. «Гольф клуб 2» (Caddyshack 2). США, 1988, режиссер Алан Аркуш. Стопроцентно культовая комедия, в пух и прах разбивающая представления о гольфе как об игре благостных пенсионеров с платиновыми карточками в карманах шорт. Звезды лучшего американского телешоу всех времен «Прямой эфир в субботу вечером» расцветили вполне схематичный сюжетец блестящими импровизациями за заданную тему и превратили зеленый ковер игровой площадки в Чудское озеро, Аустерлиц и Пирл-Харбор одновременно. Когда на поле появляются Чеви Чейз, Родни Дэйнджерфилд и Билл Мюррей -- пощады не жди. Как, впрочем, и тонких салонных шуток: понятно, что использовать клюшку для гольфа не по назначению куда интереснее, чем просто бить по мячу. Есть в фильме остроты совсем уж неприличные, но вот штука -- в отличие от сортирного юмора американских комедий последнего времени они воспринимаются вполне адекватно. В начале восьмидесятых грубоватый юмор команды «Прямого эфира» воспринимался как социальный протест против всеобщего эскапизма (в том числе и кинематографического). И выглядел актом подлинной свободы и независимости. Не говоря уж о том, что, несмотря на все прорывы за грань фола, фильм Рэмиса (позднее вошедшего в историю хитами «День сурка» и «Анализируй это») невозможно, отчаянно, безумно смешон. Одна только охота Билла Мюррея (чей герой уверяет всех, что ему приходилось служить «кэдди» -- мальчиком, таскающим по полю тяжелую сумку с клюшками, -- у самого далай-ламы) за сурком-вредителем, портящим поле, может стать причиной сердечного приступа. А на Чеви Чейза в огромной кепке и с пеленой вечного «состояния хай» на наглом лице можно вообще смотреть круглые сутки без перерыва -- знай перематывай кассету на начало. Вот его герой Тай Уэбб обращается к своему только-только совершеннолетнему «кэдди», явно находящемуся не в своей тарелке: «Ты принимаешь наркотики?» И получив ответ («Каждый день»), искренне удивляется: «Прекрасно. И в чем же тогда твоя проблема?» Вторая серия, растерявшая половину звезд и поставленная восемь лет спустя Аланом Аркушом (в отличие от Рэмиса, в историю не вошедшего и застрявшего в малоинтересных телевизионных проектах), раз в пятнадцать хуже. Но для комплекта можно посмотреть и ее -- пара занятных шуточек присутствует и здесь.

«Орлиное гнездо» (Where Eagles Dares). Великобритания, 1968, режиссер Брайан Джей Хаттон. За два года до самой популярной своей картины, военной комедии «Герои Келли», режиссер Хаттон снял «Орлиное гнездо» -- тоже про войну, но на полном серьезе. Сценарий написал Алистер Маклин -- рапсод отрядов специального назначения, невыполнимых миссий и операций в тылу врага. Сын актера Ричарда Бартона очень хотел увидеть своего отца в старомодном военном боевике, о чем и оповестил продюсера Эллиота Кастнера, Тот обратился к Маклину, но оказалось, что все его романы к тому моменту либо уже были экранизированы, либо вот-вот должны были появиться на экране. И Маклин написал оригинальную историю на заказ. Получилось вот что: в 1944 году американский самолет падает недалеко от «Шлосс Адлер» -- неприступного замка, ставшего цитаделью СС. Фашисты пленяют летевшего на самолете американского генерала, который слишком много знает. И «туда, где гнездятся только орлы» отправляется элитный отряд британских командос во главе с майором Смитом (Бартон) и примкнувшем к нему американским рейнджером Шеффером (молодой и длинный Клинт Иствуд). Разумеется, не обошлось без предательств, ложных ходов и балансирования на грани провала. Но самое главное в этом фильме -- последние минут двадцать, когда союзные спецназовцы бродят по лабиринтам замка, отстреливая всех, кто попадается у них на пути. Странно, что Хаттон не потребовал впоследствии отчислений от создателей знаменитой компьютерной игры «Вольфенштейн» -- сходство игры с финалом фильма просто поразительное. Эстетику кровавых «бродилок-стрелялок» режиссер почувствовал лет за двадцать до того, как компьютеры (и тем более компьютерные игры) перестали восприниматься научно-фантастической диковинкой. Прогрессивно «Орлиное гнездо» также и тем, что Клинт Иствуд сыграл здесь самую кровожадную свою роль -- ни до, ни после этого будущий Грязный Гарри не убивал за один присест столько народу.