Про Курта Мазура принято говорить как про одну из главных дирижерских легенд ХХ века -- и это не преувеличение. Отметивший в 1998 году пятидесятилетие профессиональной деятельности, Мазур похож на старого короля: он могуществен, но не сумасброден, серьезен, но и лукав, сам себя шутя называет «вторым дирижером современности» (поправляя тех, кто называет его «первым», но, отмечая, что «первого» не нашлось). Его публику можно сравнить со стайкой королевских внуков, с которыми играет царственный дед. Игра -- музыка, выходящая из-под рук Мазура, -- увлекательна, кажется, что не трудна и чуточку старомодна. Но специально для непоседливых и не всегда внимательных внуков в ней спрятано все самое главное про основы государственности, власти, королевского наследия и так далее.

Почти три десятилетия (с 1970 по 1996 год) Мазур возглавлял лейпцигский Гевандхауз-оркестр, имеющий старые и сильные традиции (оркестр работал с Мендельсоном, Никишем и Фуртвенглером). Русскую дирижерскую школу, русских (бывших советских) музыкантов во главе с Рихтером и Ростроповичем и русскую музыку (в особенности Шостаковича и Прокофьева) гэдээровец Мазур, приезжавший в Советский Союз еще в 50-х, непременно называет среди явлений, оказавших на него принципиальное влияние.

С 1991 до 2002 года дирижер управлял оркестром Нью-йоркской филармонии. «Это был рай», -- вспоминает он. Мазуру явно доставляло удовольствие пересаживать старые европейские традиции на моложавые американские почвы и варить неповторимый оркестровый стиль из самых разных ингридиентов. В 2002 году Мазур принял руководство Французским национальным оркестром -- коллективом, созданным в 1934 году, имеющим отменный послужной список (в его активе -- работа с Серджио Челибидаке, Лорином Маазелем, Джеффри Тейтом, выступления с Бернстайном, Хайтинком, Светлановым и Мути), а также образцовые записи и собственную специализацию (последние десятилетия оркестр играл премьеры самых сильных европейских композиторов ХХ века -- Берга, Мессиана, Ксенакиса, Булеза, Дютийе). И этот опыт хорошо прослушивается в его звучании.

В Москву оркестр приехал в рамках своего турне по Северной Европе, причем концерт, который должен был состояться в Санкт-Петербурге на следующий день после московского, сорвался из-за несусветных питерских праздников. Организаторы российских гастролей не смогли найти гостиницу для оркестра и главное -- открыть закрытый на время праздников питерский аэропорт. Так что стараниями агентства «Краутерконцерт», фонда «Музыкальный олимп» и французского радио, выделившего для этих гастролей полмиллиона евро, только Москва получила великолепно выстроенную концертную программу.

Возможно, что именно список незамусоленной музыки без хрестоматийных интонаций, малая известность в Москве Французского национального оркестра, начало лета или цены на билеты виноваты в том, что партер был наполовину пуст. Но те, кто этим вечером был в БЗК, получили сперва немудреной и грациозной красоты ре минорную симфонию родоначальника французской школы ХХ века Сезара Франка, потом Второй фортепианный концерт Прокофьева, в котором Мазур почувствовал внимательного слушателя французского импрессионизма и, наконец, страшноватую симфоническую поэму «Вальс» Равеля.

И вся эта франкофония была представлена с редким оркестровым качеством и с раритетной органичностью и элегантностью. Без звуковой вычурности и без привычной сегодня интеллектуальной изощренности. На минуту могло показаться, что мы не в Москве 2003-го, а в Европе середины ХХ века. Симфония Франка поразила ясными линиями, мягким и немного ироничным светом наступающего французского модерна, упрямыми и заразительными темпами и мелодическим очарованием. «Зануду» Франка было не узнать, хотя ничего кардинального с его музыкой не предпринималось.

Во Втором концерте Прокофьева солировала Елизавета Леонская, бывшая советская, а с 1978 года -- очень известная европейская пианистка. Идеальным ее страстное исполнение не назовешь, но ансамбль рояля и оркестра (за исключением редких минут) оказался едва ли не образцовым. Старый король обращался с солисткой как со своенравной девочкой, давая ей самостоятельность, но элегантно партнерствуя, а иногда сильно и аккуратно подхватывая за локоть.

Саркастическая и пышная эпитафия XIX веку («Вальс» Равеля) продемонстрировала виртуозный стиль Мазура и Национального оркестра Франции во весь рост. Грань между упоительной красотой, блеском оркестровой виртуозности и ощущением ночного кошмара была найдена Куртом Мазуром и его оркестром очень точно.

А вся концертная программа к финалу окончательно выросла до лучшей на московской сцене -- как минимум в этом сезоне.