Победу Веры Павловой не назовешь ожидаемой. Против автора поэтической книги "Четвертый сон" работало по крайней мере три фактора. Первый -- вранье. Нашлись журналисты, поспешившие просигнализировать общественности (по сути, инвестору премии -- Росбанку) о малой добропорядочности поэта, балующегося ненормативной лексикой. Не в том дело, что поэтическая речь худо-бедно отличается от обыденной, что слово здесь живет по своим законам, обретая новые семантические обертоны, расцветая и преображаясь в единстве музыкально-смыслового потока. (Грубо говоря, в иных устах мат звучит музыкой, в иных общегазетная скороговорка -- похабщиной.) И не в том, что, если бы инвесторы не доверяли критикам-экспертам, они бы прекрасно без них обошлись. (Хватает у нас премий, обходящихся без экспертизы, фактически присуждаемых за сумму заслуг и/или репутацию. "Григорьевка" -- премия экспертов, невозможная без полного доверия меж Академией русской современной словесности и Росбанком.) Все проще: в "Четвертом сне" есть только одно ненормативное слово. Одно. Ну а сводить эту книгу (как, впрочем, и три предыдущих сборника Павловой) к "половой (гендерной) тематике" может лишь человек на оной тематике зацикленный.

Второй антипавловский фактор смотрелся основательней. Говорилось об инерционности нынешних стихов, превращении необузданного одинокого поэта в "литературную гранд-даму" и даже о "коммерциализации". Особо виноватили Павлову за то, что она посмела издаться у "Захарова". Я не раз и, кажется, жестче других выражал недовольство издательской стратегией этой фирмы, но полагаю: сколько бы скверных (с чьей-либо точки зрения) книг "Захаров" ни выпустил, это не превращает его продукцию в однородную массу. Чтобы видеть в "Четвертом сне" лишь "издательский проект" и не видеть ясной авторской воли (отбор текстов, выверенность композиции, не говоря уж о "стихах как таковых"), нужна особая оптика. По-моему, раздраженная. Разумеется, кому-то сборники "Небесное животное" (М., "Золотой векъ", 1997) и "Второй язык" (СПб., "Пушкинский фонд", 1998) могут нравиться больше (сколько читателей -- и совсем не худших -- уверены, что Пастернак деградировал после книги "Сестра моя -- жизнь"!), но дозвольте уж нам любить и новую Павлову (не одни дураки способны часами шептать наизусть "Второе рождение" или "Стихи из романа").

Третий контраргумент еще смешнее и опаснее. Наградили в прошлом году трех поэтов -- вынь да положь лауреата-прозаика. Неписаный закон у нас привычно ставится выше писаного. (Нынешняя "аполлонгригорьевская" эпопея шла под аккомпанемент тихой истерики: почему бы членам жюри не выдвинуть собственных номинантов? почему бы не поделить премию пополам или на три части? Да потому, что такой устав приняли четыре года назад. Может, он и плох, но в ходе игры правил не меняют. Просто -- как апельсин.) Честь и слава жюри, что не поддалось этой бредовой логике, а приняло то решение, что почитало верным, "своим", независимым от чьих-то "идеалов" или "интересов".

И совсем неважны все эти аргументы и контраргументы, мелкие литературно-бытовые "шалости", интриги, обиды, рекламные и антирекламные ходы, интервью, сплетни и пошлый свист (лучше бы не было, но живем, как умеем), даже 25 тысяч премиальных долларов (с ними веселей, но и компьютер с причиндалами -- вещь хорошая; а от напора изматывающей и целящей поэзии никакие деньги не защитят), -- совсем неважно все это (включая вопросы "авторской эволюции" и "композиции сборника"), если есть стихи. К примеру, такие:

Дедушка пел в церковном хоре/ дискантом Со святыми упокой./ Дедушка пел в другом хоре/ тенором Там вдали за рекой./ Дедушка с девочкой пели дуэтом/ у реки Там вдали за рекой./ Лирическим сопрано соло спето/ дедушке Со святыми упокой.

Или такие:

Старики окликают меня:/ -- Девочка!/ Мужчины окликают меня:/ -- Девушка!/ Женщины окликают меня:/ -- Женщина!/ Дети окликают меня:/ -- Мама!/ Оборачиваюсь... Нет, не меня.

Тебя, Вера. На этот раз тебя. Как умеем, так и окликаем. И с тобой вместе всех, кем живет женская составляющая русской словесности, русской души. Сколько раз в последние годы с тоской повторялись давние уже строки Бродского: Я люблю родные поля, лощины,/ реки, озера, холмов морщины./ Все хорошо. Но дерьмо мужчины:/ в теле, а духом слабы. Это я верный закон накнокал./ Все утирается ясный сокол./ Господа, разбейте хоть пару стекол!/ Как только терпят бабы?

А они и не терпели! Они -- стихами, романами, рассказами, пьесами, критическими статьями -- раз за разом напоминали нам о свете, гармонии и музыке, о боли, гневе и непримиримости, о правах поэзии и свободы. Об искренности, смелости, любви. Инна Лиснянская, Светлана Кекова, Елена Шварц, Олеся Николаева, Людмила Петрушевская, Нина Садур, Марина Палей, Нина Горланова, Татьяна Толстая, Ольга Славникова, Марина Вишневецкая, Наталья Иванова, Алла Марченко, Ирина Роднянская... (Понимаю, что можно назвать еще много имен.) Вот почему нынешнее присуждение премии Аполлона Григорьева -- двойной праздник. Сбылся "четвертый сон". Как пишет по более серьезному поводу Вера Павлова:

И увидел Бог,/ что это хорошо./ И увидел Адам, что это отлично./ И увидела Ева,/ что это/ удовлетворительно.

Дурно спорить (и женщина всегда права, и поэт всегда прав), но все-таки: отлично!