Завтра на заседании правительства России будет обсуждаться бюджет культуры на 2001 год и федеральная целевая программа «Культура России (2001--2005 годы)». Программа состоит из трех разделов: «Развитие культуры и сохранение культурного наследия России», «Кинематография России», «Архивы России». Разработанный Министерством культуры документ станет первой серьезной попыткой российской власти сформулировать последовательную политику в сфере культуры, отойти от принципа «остаточного финансирования» культурных проектов. Об основных аспектах программы рассказывает министр культуры РФ Михаил ШВЫДКОЙ.

Идея

В 2000 году, когда я пришел в Министерство культуры, у нас не было программы -- был некий бюджет, который мы и распределили. И была поставлена задача -- сделать нормальную программу на 2001--2005 годы, чтобы российская культура приобрела импульс, необходимый для модернизации общества. Главная цель -- в каждом человеке пробудить творца. Многого мы не добьемся, но если сделаем хоть чуть-чуть, я могу умирать совершенно спокойно. Потому что самая страшная ловушка для нашего общества состоит в том, что мы все превратимся в пользователей. И тогда то, чем мы пользуемся, нам отомстит.

Что такое целевая программа

Есть опытные финансисты и экономисты, которые считают, что целевые программы не нужны, потому что нет денег. Западный мир признает целевое финансирование нормой для сферы культуры, и не только культуры. У нас же считают, что это очень хорошая методика, но только когда есть деньги. А когда денег нет, надо работать по-старому. Есть средства, которые выделяются культуре на поддержание жизни, и надо распределять их по мероприятиям. Какая, мол, разница, как это называется, если в бюджетной статье указаны средства, выделенные на Конкурс Чайковского, на кинофестиваль, на Международную мировую театральную олимпиаду? Что изменится, если назвать это целевым финансированием? Я думаю, разница есть. Прежде всего управленчески-психологическая. При централизованном подходе надо по максимуму выжать из государства средства, а потом уже их распределить. Целевое программное финансирование -- это не простая дележка денег, а попытка понять, какие мероприятия изменяют социально-психологический, креативный климат в стране. Программа -- это то, что развивает, а не просто поддерживает жизнь учреждений культуры.

Авторы

Как в известной миниатюре у Райкина, когда клиент спросил, кто вшивал рукав -- вышло сто человек. Над программой работал весь коллектив Министерства культуры. Мы обсуждали ее с творческими союзами, на Совете по культуре при президенте Российской Федерации, со своими коллегами в Минэкономики, в Минфине, в Минимущества, в Минюсте... Дважды устраивались публичные обсуждения в Фонде стратегического развития, который называют в народе Фондом Грефа. И я думаю, что мы постарались учесть многие вещи, которые сегодня волнуют культурное сообщество.

Приоритеты

Самое главное -- выбрать приоритеты. Что важнее -- отреставрировать все памятники, сохранить определенную сумму денег для поощрения творчества молодых или выделить средства для проведения еще одного фестиваля? Есть крупные, серьезные культурные мероприятия, которые меняют атмосферу жизни в стране. Они провоцируют людей на хорошее настроение, на добрые дела, если угодно. Можно сказать, что не надо нам ни Московского кинофестиваля, ни международной олимпиады, не до этого. Давайте построим еще одну больницу, увеличим детские пособия... Но выясняется, что душевное здоровье -- это тоже здоровье. И эта программа построена таким образом, чтобы главные ее мероприятия способствовали модернизации общества, цивилизационному процессу.

Сохранение культурной идентичности

Россия, русские граждане, граждане всех национальностей, которые живут в России, должны сохранить свою национальную идентичность. Даже если мы поддержим Большой театр, Эрмитаж и Третьяковскую галерею, совершенно очевидно, что этого недостаточно. В год нужно выпускать 52 национальных игровых фильма -- тогда национальная кинематография станет присутствовать в сознании общества. Мы выпускаем 26. Я считаю, этого очень мало. Раз в неделю должен выходить российский фильм. Я уверен, что определенное количество новых русских авторов должно появляться и на подмостках сцены, и в книжной продаже. Никто, кроме государства, этим заниматься не будет. Скажут: ребята, ведь это такое стихийное дело! Стихийное, да не совсем. Государственная политика состоит в том, чтобы защитить национального художника, национальную культуру. Мы обязаны это сделать, чтобы не оказаться в какой-то момент жителями Ямайки.

Кадры

Мы обнаружили одну очень интересную вещь: количество людей с высшим образованием в сфере культуры меньше, чем в других отраслях. Это поразительно. В советские годы кичились тем, что все у нас самое лучшее, самое высокое, самое главное. А выяснилось, что в клубных учреждениях людей с высшим образованием меньше трети. А это очень важный момент. Работник клуба -- это, по существу, социальный работник. Он входит в контакт с человеком, он должен, как полицейский в Америке, и роды принять, и перелом залечить -- он должен уметь все. Вообще мы должны вернуться к переподготовке кадров. Переподготовка, повышение квалификации -- это все важнейшие вещи. У нас в Москве будет специальная мощная академия, которая только этим и будет заниматься.

В программе все это заложено. Но ясно, что нужны и какие-то внепрограммные вещи. Надо проводить парламентские слушания, чтобы депутаты поняли: в провинции начинается и заканчивается очень многое. Есть элитарная культура, которая необходима для того, чтобы мы понимали, кто мы такие. Но есть и культура жизни.

Государственная поддержка

Я считаю, что министерство не делает культуру. Мы чиновники, управленцы. Мы создаем среду, в которой культура должна родиться. Художественная интеллигенция очень сильно обнищала. Тех, кто в условиях рынка чувствует себя хорошо, не так уж много. Поэтому, как во всех нормальных странах, мы должны поддерживать людей. Есть целый ряд механизмов -- стипендии, гранты. Это абсолютно нормальная практика, но очень трудно распределить средства. Я, честно говоря, считаю, что лучше в этом разбираются эксперты -- скорее критики, ученые, чем сами художники. Делить деньги, особенно небольшие, когда кому-то надо дать, кому-то не дать, -- это тяжелая работа. И я думаю, что, как ни странно, чиновник от культуры, которого так принято ругать, -- самый нейтральный в этом смысле человек. Позиция министерства очень простая: нет авангардистов, нет традиционалистов. Есть искусство и неискусство. Как это определять? Да очень просто: комок в горле есть -- значит искусство. Нет комка в горле - значит не искусство. Если комок в горле у очень искушенного, очень опытного человека -- значит все правильно. Никакого другого определения нет. Я стал слезливый к старости. Если слеза накатывается, то все нормально, значит, можно давать.

Блат

Во всем мире существует то, что называется connections -- связи. Связи эти иногда опасные, иногда не очень. Вот пришел Анатолий Борисович Гребнев, принес сценарий. Я его знаю 30 лет. Я был мальчишкой, а он был уже видным сценаристом, и мы с ним сталкивались по работе в журнале "Театр". Или когда приходит Данелия, а у меня жена играла в «Мимино». Сложная история, не так все просто, субъективность всегда присутствует. Надо обладать действительно железными нервами, чтобы сказать «нет» мэтру и дать молодому. Я считаю, что денег должно хватать и тем и другим. Но отказывать талантливому молодому -- это еще большее преступление, чем отказывать талантливому и уважаемому мэтру. Мы должны вкладывать деньги в новые имена.

Блат -- это по-человечески объяснимо. Только я бы слово «блат» заменил на «давность отношений», «давность дружб». Хуже, когда для прохождения сценария или для получения денег на картину в дело вступает система «откатов». И это не только с кинематографом. Я говорю и о реставрации, о театре -- неважно. Это омерзительно. Причем ясно, что чем значительнее художник, тем меньше шансов получить от него деньги в конверте. Потому что он точно знает, что ему должны дать. Чем менее значителен художник, тем вероятнее «откат» -- ведь он знает, что ему не обязательно дадут, а он очень хочет. Вот с этим надо абсолютно кроваво бороться.

Кино

Ситуация, которая сегодня сложилась в кинематографе, очень проста. Госкино дает деньги на картину, а ему часто даже не говорят спасибо. Доходов вообще никаких! Поэтому когда я начал говорить о государственном заказе, я имел в виду только одно: мы должны делать фильмы, на которые потом государство имеет права. Я хочу создать картины, которые государство могло бы прокатывать, получать доход и возвращать его в кинопроизводство.

Сегодня ситуация трагикомическая -- государство даже не имеет права на коллекции, которые создавались на государственные деньги, на государственных киностудиях и совсем не теми, кто в итоге владеет правами. Я понимаю, что киностудии на эти деньги живут. Но если говорить серьезно, то вдова Гайдая, по идее, должна была бы быть одной из самых богатых женщин в России. А ее сгоревшую дачу восстанавливают ее друзья, которые любили Леонида Иовича и любят ее. Мне говорят: «На деньги, которые мы получаем от проката фильмов Гайдая, мы преобразовываем «Мосфильм». Дело неплохое, но несправедливость здесь заложена изначально! Да, в законе 1964 года о правах на произведенный продукт есть слова о том, что студия обладает правами на выпущенные фильмы. Но когда выпускали этот закон, им и в страшном сне не могло присниться того, что произойдет.

О времени и о себе

Я сам ведь из той культуры, из старой жизни. Я сформирован при советской власти -- член Краснопресненского райкома партии, член парторганизации журнала "Театр" и чего хотите. Я ничем не отличаюсь от моих советников и от людей, которые старше меня на десять лет. Но сейчас внутри министерства мы стараемся продвигать молодых.

Если говорить о кинематографе, ко мне приходили молодые продюсеры. Я понимаю, что секретариат Союза кинематографистов -- это люди постарше. А нужно слушать еще совсем молодых. Они другие. Нужны механизмы, которые позволят давать им шанс. Задача руководителя тут -- вовремя понимать, что ты не являешься истиной в последней инстанции, мало чего знаешь, и прислушиваться к тому, что происходит в реальности. Это сложная история. Менять советников очень трудно. Это все равно что менять круг друзей. Мои сыновья мне рассказывают, что я уже старый и много чего не понимаю. А общаться мне приятнее со своими сверстниками или людьми чуть помоложе, и это нормально. Не знаю, о чем можно разговаривать с 25-летней молодой барышней.