В Екатеринбургском Театре юного зрителя -- премьера «Анны Карениной». Успех спектакля доказывает, что театр -- командная игра: когда в работе над постановкой сходятся люди примерно одного возраста и жизненного опыта, понимающие друг друга с полуслова, тогда и появляются выдающиеся произведения. В Екатеринбургском ТЮЗе они рождались с завидной регулярностью в конце 80-х -- начале 90-х годов, когда в театре работали режиссеры Анатолий Праудин и Георгий Цхвирава, драматург Наталья Скороход, художник Анатолий Шубин, композитор Александр Пантыкин, завлит Олег Лоевский, директор Янина Кадочникова и артисты, среди которых особенно выделялась Светлана Замараева. Поставленные в те времена спектакли («Иуда Искариот», «Алиса в Зазеркалье», «Человек рассеянный», «Чайка») удостаивались множества наград, создав Екатеринбургскому ТЮЗу славу одного из лучших театров России. Потом коллектив распался. Теперь на одну постановку в родной ТЮЗ вернулись Наталья Скороход и Анатолий Праудин. К работе привлекли Татьяну Баганову -- лидера театра «Провинциальные танцы», одного из самых ярких современных хореографов. И все снова получилось.

Спектакль, поставленный по инсценированному Натальей Скороход роману Льва Толстого, называется «Дневник Анны К.» Скороход исходила не только из того обстоятельства, что Анна Каренина у Толстого сочиняет книги, но еще и из того, что во время работы над «Анной Карениной» Толстой в письмах друзьям ссылался на роман как на свой дневник. Учтено драматургом и то, что «Семейное счастие» (ранний вариант «Анны Карениной») Толстой написал от лица героини. В спектакле происходящее увидено глазами Анны, и сюжет сосредоточен на любовном треугольнике Каренина--Каренин--Вронский.

Хотя история рассказана камерно, почти без «массовок», а сценографическое решение скупо, колоссальная (как у Театра Армии) сцена Екатеринбургского ТЮЗа заполнена и обжита. Синие стены с огромным множеством белых дверей -- в доме с таким количеством дверей по комнатам должен гулять сквозняк. Он приходит в спектакль из той сцены, где на остановке Анна встречает Вронского: «Она отворила дверь. Метель и ветер рванулись ей навстречу».

В соответствии с литературными интересами Анны центр сцены занимает письменный стол, очень большой и высокий. Это своего рода сцена на сцене и в то же время -- пьедестал, физически возвышающий сидящую за ним хрупкую женщину над всеми остальными и над самой реальностью. В отличие от резвящегося Стивы (Сергей Гамов) или изможденной, хронически беременной Долли (Марина Гапченко) она спокойна и кажется уставшей, надменной, надмирной. Она заточена в себе, поглощена собой. «В ней есть что-то бесовское», сказано кем-то из персонажей, но поначалу она кажется святой. Бесовское в ней проступит в сцене мазурки, когда, в соответствии с описанием Толстого, Каренина появится в черном бархатном платье с оголенными плечами и, походя, продолжая беседу с Кити, присвоит ее возлюбленного. Тему мистического и греховного приносят в спектакль танцы в постановке Багановой: ломаные жесты, откровенные позы, завораживающая механистичность движений. Прелюбодеяние совершается уже в мазурке.

Светлана Замараева играет Анну так, как это написано Толстым. Единственное отличие в том, что Замараева -- не полноватая брюнетка, как Анна, а худенькая блондинка. Героиня Светланы Замараевой -- женщина немного не от мира сего, она серьезнее окружающих, ее чувства глубже. Вокруг нее -- почти идеальные мужчины: Каренин Владимира Нестерова -- строгий, сдержанный, надежный человек, Вронский Олега Гетце -- совсем мальчик, высокий, тоненький с припухшими губами, влюбленный и беззащитный, даром что офицер. Но Анна -- гордячка, ей нужно все или ничего.

В первом акте это строгая прелестная женщина, спокойная и счастливая, в ладу с собой. В начале второго акта (в Италии) она сверх меры оживлена и подвижна, будто девочка, в светлом летнем платье, с велосипедом (велосипеды заменяют лошадей). Во втором акте стол исчезает со сцены: метафора читается легко -- в Анне не остается более ничего возвышающего ее над людьми. Меняется и музыка спектакля, написанная Александром Пантыкиным: вместо лиричного вальса звучит развинченная, расхристанная мелодия, в которой угадывается стук колес надвигающегося поезда. Те же изменения, что в музыке, происходят с героиней. Уравновешенность, спокойствие и гармония уступают дорогу смятению и нервозной раздражительности. Любовь оборачивается болезнью -- лихорадочной и истеричной. Вместо светлой высокой прически -- черные коротко стриженые волосы. Вместо дамского платья -- галифе и амазонка. Вместо плавных жестов и статичных мизансцен первого акта -- сплошной порыв. Светлана Замараева играет трагедию. С невиданной в современном театре силой и страстью показывает во всех подробностях процесс нарождения хаоса в светлой душе, хаоса, разрушающего душу.

Сегодня режиссеры совершенно разного опыта и возраста (Петр Фоменко, Анатолий Праудин, эстонец Микк Миккивер) почти одновременно ставят Льва Толстого -- писателя в театре не слишком популярного. Режиссеры отказываются от чрезмерного морализаторского пафоса Толстого, но его нравственное послание сохраняется. И если «все смешалось в доме Облонских», а общество тоскует по утраченным моральным ценностям и ищет точку опоры, то не исключено, что в репертуаре российских театров Лев Толстой скоро будет автором номер один.