БЗК - далеко не самая завидная концертная площадка в удивительной карьере «Весны». Основанная еще в шестидесятые, в девяностые хоровая школа стала выездной, быстро набрала коллекцию заграничных премий, а этим летом в испанской Толосе стала обладательницей высшей европейской хоровой награды «Гран-при Европа-2000» (ее каждый год разыгрывают победители шести самых престижных конкурсов, которые проходят в итальянском Ареццо, венгерском Дебрецене, французском Туре, болгарской Варне, испанской Толосе и итальянской Гориции).

Между тем «Весна» -- обычная районная семилетка, базирующаяся в районе станции метро «Бабушкинская», выпускники которой, как правило, не выбирают музыку своей профессией. Респектабельный консерваторский зал, в котором нередко проходят ее выступления (последний раз «Весна» здесь пела незадолго до Нового года, под палочку Геннадия Рождественского), не может скрыть домашней атмосферы: растроганные родственники с кинокамерами, непоседливые однокашники, уверенные аплодисменты между частями, уточнение домашнего задания в антракте, озабоченные родители, никак не могущие решить, отправлять своего юного артиста на следующее утро в общеобразовательную школу или нет. Выступающие действительно юны: младшим лет по десять-одиннадцать, ступени консерваторских хоров, на которых обычно стоят дородные взрослые хоровички, кажутся им велики, как мамино платье. Мальчишек в хоре почти нет -- не выдерживают дисциплины, не хватает им ответственности. В «Весне» действует система шефов и подшефных, благодаря которой начальная стадия разучивания музыкального текста проходит без вмешательства взрослых.

В отличие от Европы с ее хорами мальчиков, в нашей стране существовала мощная традиция хоров детских музыкальных школ (то есть скорее хоров девочек), непременными составляющими которой были всевозможные смотры, конкурсы и сборные концерты. Но относить успехи «Весны» и ее бессменного директора и дирижера Александра Пономарева к типовым достижениям советской эпохи не стоит. Скорее наоборот: потому-то школа и выжила, что в советские времена казалась белой вороной. В ее репертуаре не было ни одной пионерской песни, в ее послужном списке -- ни одного выступления в сборном концерте в КДС. Вместо того чтобы, покачиваясь в такт, душевно петь «Летите, голуби, летите», «Весна» исполняла крупные хоровые циклы прошлых эпох и вдохновляла композиторов-современников на создание новых.

В первом отделении консерваторского концерта хор спел специально для него написанную большую десятичастную «Весеннюю мессу» (1996) Ефрема Подгайца. Дети чинно стоят рядами, справляются с изощренными ритмами и каноническим латинским текстом. Во втором отделении -- сборная солянка из хоровых мастеров Возрождения, Брамса с Шубертом, духовной музыки американских негров и пары наших современников. Неприятное чувство, возникающее при ознакомлении с пестрой программой, остается ненадолго. На сцене что-то странное: ни тебе строгого дирижера, ни унылого концертмейстера за роялем, ни вытянутых по струнке детишек. Дирижер -- обаятельный заводила. Дети -- раскованнейшие создания, безо всяких проблем передвигающиеся по сцене и подыгрывающие себе на блокфлейтах и ударных. Хрупкий концертмейстер Юлия Тихонова, в первом отделении игравшая на органе, оказывается, может еще в Шуберте сольную партию спеть и блюзовый аккомпанемент отмочить.

Безусловно, за всем этим приятным спектаклем, за всей этой вышколенной импровизацией стоит огромная работа -- не меньшая, чем за каждой идеально проинтонированной нотой. Но не это является последней целью Пономарева. Помимо верных нот, отличной дикции и умения свободно себя чувствовать в театрально-игровых ситуациях руководителю хора удается и еще кое-что, самое важное и сложное, -- минимально сократить расстояние между простым детским восприятием и исполняемой музыкой. Ни одна иноязычная фраза, ни один возрожденческий канон или современный кластер не звучит формально. «Эхо» Орландо Лассо, будто в горах, блуждает между сопрано и альтами, спиричуэлс «Сухие кости» гремит трещотками по всему хору, шубертовскую «Серенаду» дети поют тихонько, прикладывая ко рту пальцы, чтобы никого не перебудить. Обычные сложности превращены во что-то вроде кубиков, в которые так интересно и понятно играть. И от этого происходящее на сцене приобретает осмысленность, полностью освобождая нас от умильных рассуждений о детском искусстве.