Министр культуры РФ Михаил Швыдкой назначил директором Государственного музея Толстого на Пречистенке Виталия Ремизова, в свою пору работавшего заместителем директора музея Толстого в Ясной Поляне. Нынешний яснополянский директор Владимир Толстой выразил неудовольствие этим решением. Он считает, что протеже министра нанес Ясной Поляне ущерб и недолжным образом использовал рукописи научных работ, хранившиеся в музее до назначения Владимира Толстого и отставки Ремизова (апрель 1994). Владимир Толстой находит целесообразным объединить -- под своим руководством -- московский и яснополянский музеи. Выражая мнение всех потомков великого писателя, он намерен резко протестовать (петиции, митинги и т. п.), а также прервать сотрудничество с московским («ремизовским») музеем -- в частности, отменить толстовскую выставку, что должна была отправиться в Италию и Шотландию. Конфликт уже получил международную огласку -- 16 января о нем сообщила The Gardian, кратко пересказав заметку «Известий» от 15 января.

Возможно, что претензии к Ремизову основательны. Но коли тот некогда нанес ущерб и нарушил чьи-то авторские права, резонно было бы обратиться в суд. И не через шесть лет после этих печальных событий. Имей место судебное разбирательство, министру пришлось бы крепко задуматься перед «новым назначением». Но и тогда он был бы волен в своем решении: покуда толстовский музей является государственным, его кадровые вопросы будут решаться министром культуры. Для того, в частности, Минкульт и существует.

Есть у этого сюжета и другой изгиб. Сколь бы скверен ни был г-н Ремизов (что не доказано), это не основание для объединения музеев. Такие решения не могут приниматься «вдруг». Это и при нормальной жизни дело сложное, а при нашей нищете -- тем паче. Быть может, в «объединительном» варианте есть свои плюсы. Но есть и минус. Имя ему -- монополия.

«Семейная монополия на Льва Толстого» -- это особенно впечатляет. Не в правовом плане (после семидесятилетнего владычества большевиков проблемы «наследования» чего-либо кем-либо оказались, в сущности, неразрешимыми), а в плане культуры. Речь-то идет о Толстом, чьи взгляды на собственность (в том числе -- интеллектуальную) хорошо известны. Никто не призывает «жить по Толстому», которого бы возмутил сам факт существования музеев, не только что споров о директорстве. Но как-то соизмеряться с толстовским духом, наверно, стоило бы.

Впрочем, яснополянский дом (в котором Толстой так мучился и из которого в конце концов ушел) давно -- задолго до появления на свет нынешних конфликтующих сторон -- стал музеем не столько Толстого, сколько графини Софьи Андреевны и всей славной семьи. Как и московский музей. Что поделать: быт русского дворянства («как люди жили») привлекательнее, чем мысль и душа Льва Толстого («чем люди живы»). Боюсь, что эта проблема (для кого -- «отвлеченная», а для кого -- куда более важная, чем вопрос об очередном директоре) так или иначе заявит о себе еще не раз. Как вылезла она в решении о толстовской выставке. Мальчик назло бабушке грозит себе уши отморозить. Владимир Толстой действует назло не Швыдкому и Ремизову, а... прадедушке. Правда, «уши» не только свои (ведь важно директору Ясной Поляны показать толстовские экспонаты за рубежом!), но и «итальянско-шотландские».