Давным-давно, когда видеомагнитофоны были большими, а Рождество если и праздновали, то не особенно афишируя, родители отвели меня в гости к родственникам, настолько дальним, что еще немного -- и их впору было бы называть знакомыми. У этих знакомых-родственников были что называется «дети моего возраста», однако меня в ту пору куда больше интересовали предметы материального мира. Ну и много же игрушек было в детской! Большие автомобили, которые едут, куда им ни прикажешь и автомобильчики поменьше, которые никуда не едут, но до последней, самой крохотной фары-мигалки похожи на настоящие. Говорящие куклы и огромные плюшевые звери. А кроме того -- солдатики всех армий мира, головной убор вождя индейцев (совсем как настоящий) и множество фигурок, изображающих причудливых и абсолютно неведомых мне персонажей. Со временем многих из них я узнал, а некоторых (как, например, Дарта Вейдера) так и вовсе полюбил всей душой, но одно из созданий оставалось непонятным. Это был странный и не сказать чтобы очень симпатичный человекозверек в клоунском наряде и с причудливым носом, навевавшим мысли вовсе не о волшебных превращениях, а об иллюстрациях в медицинской энциклопедии, тайно и пристрастно изучаемой мною в те беззаботные годы по причине отсутствия комиксов и фильмов ужасов. Шли годы, фильмы ужасов сыпались как из рога изобилия, да и материальный мир вкупе с медицинской энциклопедией потерял былую прелесть. Но загадочное существо продолжало будоражить воображение.

Российская премьера фильма Рона Говарда «Гринч, похититель Рождества» расставила все по своим местам. Оказывается, именно так выглядел среднестатистический ктор -- обитатель города Ктограда, придуманного классиком американской детской поэзии доктором Сьюссом. С конца шестидесятых ни один предрождественский вечер в Америке не обходился без мультфильма о кторах и самом странном из них -- волосатом и зеленом Гринче, отшельнике и мизантропе, который по непонятным причинам ненавидел Рождество и как-то раз решил его как следует испортить, украв все подарки в Ктограде. Но когда Гринч увидел, что кторы веселятся и радуются празднику и без всяких подарков, он понял, что «Рождество -- это нечто большее». И его крохотное сердце увеличилось в три раза, и стал он добрым, чутким и трогательным. А кто слушал -- молодец.

Для того чтобы представить себе, что значит экранизация сказки доктора Сьюсса в американском рождественском контексте, лучше всего вообразить себе отечественный аналог. Например, полнометражный фильм по мотивам песни «В лесу родилась елочка» -- в избыточных декорациях советско-румынского мюзикла «Мама» с Николаем Фоменко, обряженным в хвойно-серпантиновый костюм и время от времени разбавляющим канонический текст своими привычными каламбурами. Неудивительно, что новоявленный «Гринч» стал одним из главных хитов конца века и, появившись в американском прокате всего несколько недель назад, вплотную подбирается по сборам к рекордной ленте «Миссия невыполнима-2». Понятно, что подобного рода сногсшибательный успех трудно, да и скучно объяснять исключительно предпразничным помутнением рассудка, поэтому не замедлили появиться всевозможные трактовки картины (тем более что в фильме по сравнению с книжкой-оригиналом добавлено немало отсебятины). Наиболее популярны социально-психологическая (Гринч -- типичный неудачник-отщепенец, противопоставляющий себя обществу, но желающий в него вернуться; в то же время и общество, хотя и кроет его на чем свет стоит, но чувствует, что без него кторовский народец неполный), психоаналитическая (злоба Гринча -- последствия родовой травмы, да и не по годам сметливая маленькая девочка, первая подружившаяся с зеленым монстром, наводит на определенные мысли) и, пожалуй, религиозная (чего стоит хотя бы свет, пролившийся на Гринча с небес, после того как он понял ИСТИННЫЙ смысл рождественских торжеств). Все они в той или иной степени справедливы. Но не стоит забывать еще и вот о чем. Роль Гринча досталась Джиму Керри. Играет он бесподобно. Даже несмотря на то, что мохнатый зеленый костюм, сложнейший грим и контактные линзы целиком и полностью скрывают его от зрителей, не узнать артиста невозможно. Ужимки и прыжки, мимика и жесты, интонации и обертона -- все знакомо, все привычно, все веселит и радует (что бы там ни говорили, а Кэрри, если захочет, может рассмешить до колик. Здесь -- явно захотел). Поэтому кино кажется историей не только про Гринча, но и про самого Кэрри. Кривляку и фигляра, который в глубине души хочет простого человеческого счастья или хотя бы подарков («Оскаров», например), а над ним потешаются даже тогда, когда он предельно серьезен. И совершенно недетские, чисто кинематографические шутки, которые то и дело отпускает Гринч, кажутся не только острой приправой к праздничному ростбифу. Это крик души. Кэрри играет самого себя. И киноакадемикам было бы грешно не заметить этого и не вручить Джиму-Гринчу долгожданный презент. Хотя бы на этот раз.

Впрочем, главная прелесть фильма состоит в том, что его при желании можно посмотреть и просто так -- во все глаза. Поначалу кторы и их удивительные физиономии настораживают, раздражают и даже способны испугать (это неудивительно, так как гримом занимался знаменитый мастер страхолюдных дел Рик Бейкер, работавший среди прочего на «Кинг-Конге», «Вое» и «Триллере» Майкла Джексона). Но постепенно это проходит. И оказывается, что шутки по большей части очень забавные, политкорректная патетика уместна и вполне трогательна, а собачка Гринча способна довести до умильных слез самого отъявленного живодера. Да и вообще -- на что еще идти в канун зимних праздников, когда елка уже установлена в ведро с песком, а салат оливье томится в холодильнике в ожидании живительных струй майонеза? «Бойцовского клуба», «Красоты по-американски» и даже «Матрицы» как-то не хочется. А вот «Гринч» -- именно то, что нужно. Срубает под самый корешок.