Как известно, московская публика очень любит многолюдные кантатно-ораториальные жанры. Большое сборище людей на сцене радует глаз и вселяет уверенность в то, что хоть один из компонентов -- хор, оркестр или солисты -- будет хорош. Эту привязанность давно знают составители филармонических абонементов, неизменно вставляющие в программы своих концертов реквиемы Моцарта и Верди. Этими замечательными произведениями, звучащими в Москве чуть не каждый месяц, как правило, дело и ограничивается. Конец минувшей недели существенно освежил московский репертуар -- в течение трех дней в Большом зале Консерватории были исполнены Te Deum Брукнера, «Рождественская оратория» Баха и «Патетическая оратория» Свиридова.

Причины, по которым каждое из трех этих сочинений давно не попадало в московские афиши, разные. Брукнер, композитор второй половины XIX века, до сих пор нов и сложен для наших исполнителей. Бах, наоборот, стар, и потому тоже сложен. Со свиридовской же ораторией, не исполнявшейся больше десяти лет, совсем запутанная история. «Патетическую ораторию» на одобренные партией тексты Маяковского Свиридов написал в 1959 году. Тогда трудно было предположить, что советская эпоха когда-нибудь кончится и даже что сам композитор до этого доживет. Тем не менее это произошло, и мы оказались перед проблемой -- одно из лучших сочинений Свиридова имеет совершенно неудобоваримый текст. Причем музыка не отстраняет этот текст, не хохочет над ним, как это происходит, скажем, в кантате Прокофьева «К 20-летию Октября» (на слова Маркса--Энгельса--Ленина), а шагает с ним в ногу. Делать из оратории постмодернистский стеб или объявлять ее антикоммунистической утопией -- совершенно бесперспективное занятие. Она является не меньшим памятником эпохи, чем наш пресловутый гимн, но в отличие от него оказывается еще и мощным, талантливым сочинением, от которого истории музыки не так-то просто отмахнуться. Ее необходимо исполнять по-настоящему, с огнем в груди и верой в сердце.

Проделать такое, не попав тут же в глазах общественности в одиозные фигуры, может себе позволить только Владимир Федосеев -- дирижер, с некоторых пор считающийся европейцем. Получив несколько лет назад Венский симфонический оркестр, он не оставил своего старого, московского, с которым провел к тому моменту более двадцати лет. Напротив, именно за последние годы его Большой симфонический (потихоньку превратившийся из оркестра Всесоюзного радио в Tchaikovsky-symphony) стал обнаруживать неуклонный рост, в конечном счете приведший его на первое место среди столичных коллективов. В этом году БСО празднует свое 70-летие в полном расцвете сил и среди самых влиятельных лиц. Его европейскую программу, в которую входили брукнеровский Te Deum, симфонические фрагменты из «Тристана и Изольды» и два концерта Моцарта с Виктором Третьяковым и Олегом Майзенбергом, приветствовала Валентина Матвиенко. Русскую программу, игравшуюся в день 85-летия Свиридова, составленную из Бориса Чайковского («Тема и восемь вариаций», 1973) и Петра Чайковского (кантата «Москва») и «Патетической оратории» прямо с консерваторской сцены благословил патриарх Алексий.

Сомнительный официоз компенсировался несколькими музыкальными откровениями. Среди них -- Вагнер, Борис Чайковский и мощный бас молодого Михаила Казакова, исполнившего «Патетическую ораторию» с почтением к стилю фирменного ее солиста -- знаменитого Александра Ведерникова. Что же касается меццо Ирины Чистяковой и хоровой капеллы имени Юрлова, то они были откровенно слабой частью конфигурации исполнителей, задействованных в Свиридове.

В «Рождественской оратории» Баха, уместившейся в концертной афише консерватории в аккурат между двумя юбилейными концертами БСО, конфигурация была такая: хор Виктора Попова, сборный оркестр (струнная часть -- «Виртуозы Москвы», духовики -- откуда попало), привозные солисты, среди которых -- очень хороший тенор Джеймс Тейлор и немецкий дирижер Хельмут Риллинг, глава международной Баховской академии.

Можно себе представить, какой ударный год выдался у маэстро -- год 250-летия смерти Баха. К юбилею Риллингом записано полное собрание сочинений Баха -- 172 диска! Переиграна куча концертов. И московская «Рождественская оратория» -- не последняя его остановка в баховском пути. В Москве же грандиозный «Год памяти Баха», устроенный немецкими культурными организациями, закончился вполне благополучно и весело. В своем отношении к тому, как надо сейчас исполнять Баха, Риллинг не консерватор и не авангардист. Скорее середняк и конформист. Для московской ситуации, где по поводу барочной музыки консенсуса пока не достигнуто, это совсем неплохой вариант. Риллинг смог построить из предоставленного ему разношерстного исполнительского материала легкую и динамичную музыкальную конструкцию, объединить участников грамотными темпами и, сократив ораторию на треть, повернуть ее к слушателям максимально выигрышной стороной.