Добыть Майкла Чанса было вопросом чести для организаторов «Декабрьских вечеров». Уже третий год подряд знаменитый англичанин радует своим редким голосом посетителей питерского фестиваля старинной музыки. И дал согласие приехать в четвертый раз. В Москве же он выступал впервые, став -- после открывшего «Вечера» немецкого тенора Петера Шрайера -- второй по счету звездой нынешнего юбилейного, двадцатого рихтеровского фестиваля.

Майкл Чанс принадлежит к самым известным представителям контртеноровой братии, являясь обладателем удивительно красивого, ровного голоса и безукоризненной техники. Едва ли меньшую роль сыграли в карьере певца его неподражаемый артистизм и человеческое обаяние. Кроме того, он умен, восторжен и образован (получил в Кембридже степень бакалавра по английской литературе). Ему одинаково подвластны опера, оратория и жанр камерного концерта. Естественно, основную часть в репертуаре Чанса занимает барочная музыка, хотя там можно найти и Шуберта, и Шумана, и ХХ век. Московской публике он под аккомпанемент Найджела Норта пел английские лютневые песни шекспировских времен, целое отделение посвятив знаменитому лютнисту английского двора Джону Дауленду. Это фирменный репертуар всех контртеноров, моду на который завел еще легендарный Альфред Деллер в сороковые годы. И Чанс считается одним из лучших интерпретаторов этой музыки в постделлеровские времена. Исполнять ее непросто, но трудности эти специфические, примерно такие же, с которыми сталкиваются исполнители шубертовских песен. Технических сложностей -- минимум, зато на первый план вылезают текст, стиль, мельчайшие нюансы, умение скромными, неброскими средствами создать разнообразие, а старинный памятник сделать актуальным и живым произведением.

Эталон и прародитель Деллер, собственно, и открыл ХХ веку этот странный ангельский голос -- контртенор. В нем в отличие от пения кастратов, с которыми иногда путают контртеноров, нет ничего противоестественного. Просто хорошо развитая фальцетная техника, которая, в принципе, может быть у любого мужского голоса. Голос получается не только очень высокий, но и легкий, звонкий, подвижный, идеально пригодный для старинных колоратур. Это, конечно, в идеале. Наши отечественные контртенора, которые невзирая на отсутствие школы в последнее время плодятся в большом количестве, как правило, вызывают лишь чувство неловкости. Они раздражают непрерывной фальшью, и после их пения у слушателя болит горло.

В случае с Майклом Чансом подобные проблемы отпадают сами собой -- ничего более естественного, чем пение фальцетом, кажется, и быть не может. В этом певец сумел убедить и тех, кто слушал в его исполнении красивые и грустные английские песни, и тех, кто пришел на следующее утро в Московскую консерваторию на его мастер-класс. Трудно определить, которое из этих двух событий -- концерт или мастер-класс -- оказалось более интересным и выразительным. Пожалуй, второе. Тут Чанс предстал не только профессиональным педагогом (понимающим, кого пора учить смыслу исполняемого, кому -- с дыханием помочь, а кому -- только иностранные слова проверить) и великолепным певцом (с ходу подпевающим любой пассаж из репертуара молодых московских вокалистов), но и очаровательным лицедеем, изо всех сил пытавшимся растормошить своих учеников. На концерте в Пушкинском музее он пел сидя. Для того же, чтобы добиться чего-нибудь от москвичей (всего их было пять, в том числе два контртенора), ему понадобилось бегать, толкаться, дурачиться, показывать язык, кричать, пританцовывать и натоптывать блюзовые ритмы, с легкостью находя их у Баха и Каччини. Даром это представление не прошло. Молодые голоса расцветали на глазах. А прима мастер-класса, чудесное сопрано Юлия Корпачева, просто-таки получилась готовой баховской певицей. Оказалось, что совсем это не пропащее дело -- учить наших вокалистов барочной музыке. Может, когда-нибудь и у нас свой прародитель Деллер появится. А за ним, глядишь, и Чанс.