Сколотить в России приличные деньги удавалось многим немцам -- предпринимателям, банкирам, коммерсантам. Но история Людвига фон Кноопа, уроженца города Бремена, уникальна. 19-летний Кнооп, помощник представителя английской текстильной фирмы «Де Джерси», приехал в Москву из Манчестера в 1840 году без гроша в кармане. К концу жизни, когда, оставив, наконец, дела в России, Кнооп удалился в имение Мюленталь под Бременом, он владел капиталом приблизительно в 200 фабриках, а его состояние оценивалось в миллионы марок. «Что ни церковь -- то поп, что ни казарма -- то клоп, что ни фабрика -- то Кноп», -- говорили тогда в России.

В мае 1877 года, на 25-летний юбилей фирмы Кноопа, царь Александр II, учитывая заслуги немца перед российской державой, пожаловал ему титул наследного барона. Восхождение по лестнице деловой карьеры началось для Людвига Кноопа после того как в 1847 году он поставил полной набор оборудования для одной из фабрик Саввы Морозова. С тех пор его «торговой маркой» в России надолго стали хлопчатобумажные фабрики «под ключ». Благодаря связям в Манчестере Кнооп не только импортировал оттуда необходимые российской промышленности текстильные машины, но еще и «выписывал» ведущих специалистов и квалифицированных рабочих. Денег за это не брал, зато в счет оказанных услуг не отказывался от акционерного участия в российских предприятиях. Спустя четверть века Кнооп был совладельцем целой империи фирм, филиалов, представительств -- не только в Москве и Петербурге, но и в Ливерпуле, Лондоне, Нью-Йорке, Новом Орлеане и даже Александрии и Бомбее. По всему миру, где работал его капитал, на ключевых постах были расставлены многочисленные родственники Кноопа. Такова была тогдашняя предпринимательская традиция: доверять до конца можно лишь себе, в крайнем случае -- родным.

В официальном списке предприятий Кноопа, составленном по случаю 25-летия его деятельности в России, числились 154 фабрики, оборудованные при его непосредственном участии, всего же он поставил станки на 187 российских предприятий. Одновременно он импортировал для них и главное сырье -- хлопок. И здесь ему удалось опередить конкурентов: он наладил поставки хлопка из Египта, вытеснив с российского рынка дорогой американский. Ежегодно он импортировал почти половину хлопка, необходимого России для ее промышленности.

В 1857 году под его руководством в устье реки Нарвы, в Эстляндской губернии, возникла легендарная «Кренгольмская мануфактура», крупнейшая текстильная фабрика Европы, на которой работали несколько тысяч человек. В качестве основного источника энергии весьма остроумно использовалась сила небольшого водопада. До самой смерти Кнооп был генеральным директором фабрики, которую считал жемчужиной своей хлопчатобумажной империи.

Современники Кноопа вспоминали, что там, где другие колебались и выжидали, он, полагаясь на чутье и интуицию, бросался в дело. Долгое время своеобразной визитной карточкой Кноопа были его договоры с партнерами, которые он никогда не заключал в письменном виде. Для совершения сделки ему было достаточно одного рукопожатия. Он прекрасно разбирался в людях, тонко чувствовал их психологию и в общении с ними не гнушался тех мест, куда его соотечественники, жившие в России, предпочитали не ходить: как и многие русские предприниматели XIX века Кнооп чаще всего заключал сделки в трактирах. Германский экономист Герхарт фон Шульце-Геверниц писал: «Успехом сделок он обязан в первую очередь желудку».

Отправившись на покой в родной Бремен, Кнооп велел установить на своей вилле телеграф и продолжал жить привычной ему предпринимательской жизнью. «Он спит и видит один только хлопок», -- говорила его жена Луиза. После смерти Кноопа в 1899 году его сыновьям Теодору и Андреасу досталась группа из 12 предприятий -- девять текстильных фабрик в Центральной России и Прибалтике, три вспомогательные фирмы -- по импорту хлопка из Египта, каменноугольный рудник и страховое общество. В середине 1890-х годов представители фирмы вошли в совет московских Купеческого и Учетного, петербургского Русско-Китайского банков. Теодор и Андреас (в России их называли Федор Львович и Андрей Львович) успешно продолжали дело отца в Москве до 1917-го, а в Нарве до 1939 года.