В ГДР советская концепция планового хозяйства была доведена до совершенства с истинно немецкой основательностью. Брошенный партией летом 1951 года клич «Учиться у Советского Союза -- значит учиться побеждать» спустя два десятилетия был дополнен требованием: дружба с СССР должна «войти в сердце каждого гражданина ГДР». Апофеоз пришелся на начало 80-х, когда в партийных верхах возникла мода на города-побратимы: Берлин и Москва, Лейпциг и Киев, Дрезден и Ленинград...

Городу Коттбусу (в социалистические времена он был славен добычей бурого угля, на котором работали местные электростанции) в побратимы достался Липецк с гигантским металлургическим заводом. Поскольку советских тружеников мартеновских печей заботы коттбусских углеэнергетиков, мягко говоря, не волновали (КПСС сердечно дружить с ГДР не предписывала), официальные обращения с предложениями о «прямом сотрудничестве» оставались без ответа.

Для рядовых исполнителей воли партии -- руководителей на местах, отчаявшихся добиться взаимности липецких металлургов, -- ситуация складывалась сложная. Мне, в ту пору корреспонденту Агентства печати «Новости» в ГДР, довелось наблюдать, как они выходили из положения. Руководство газеты Lausitzer Rundschau, органа коттбусского окружкома СЕПГ и, что в данном случае важнее, любимого издания товарища Хонеккера, решилось на чрезвычайные меры. Вместе с Хансом-Георгом Вакквицем (в миру его звали Жоржем), заместителем главного редактора Lausitzer Rundschau, мы развернули социалистическое соревнование среди буроугольных карьеров и энергокомбинатов Коттбуса за право обладания переходящей наградой, учрежденной специально для них трудящимися буроугольных шахт из Новомосковска. О чем регулярно сообщали на страницах газеты читателям, и прежде всего самому достойному из них -- Эриху.

Ежеквартально штабу соревнования рапортовали трудовые коллективы, на собраниях выступали партийные вожаки и трудовые маяки. Лучшие из лучших получали небольшую (сантиметров 35--40) медную статуэтку Ленина с призывно выброшенной вперед правой рукой, в которой была зажата пролетарская кепка.

Ильича мы с Жоржем случайно обнаружили на шкафу в одной из московских редакций. Стерли пыль, в ГДР заказали табличку: «Победителю соцсоревнования от горняков города Новомосковска». Сами советские горняки о своем почетном даре даже и не догадывались. Когда же спустя пару лет обо всем узнали, новомосковское начальство отнеслось к нашей самодеятельности с большим пониманием и даже велело местным умельцам изготовить никелированную модель вагонетки, доверху наполненной подмосковным бурым углем.

Она и сменила вождя мирового пролетариата. После этого в Новомосковске о «побратимах» преспокойно забыли, а мы с Жоржем продолжали от имени советских горняков писать письма, рапорты и репортажи о новомосковских передовиках производства.

К своей нелегкой ноше -- сотрудничеству в рамках Совета Экономической Взаимопомощи -- восточные немцы относились серьезно. Вступление в СЭВ для молодой тогда еще ГДР означало полную переориентацию производства на нужды Восточной Европы, и главным образом -- СССР. На СЭВ приходилось 2/3 товарооборота страны, слегка напоминавшего по своей структуре средневековый обмен между ганзейскими купцами и Великим Новгородом. Советский Союз снабжал ГДР сырьем и полуфабрикатами -- нефтью, природным газом, каменным углем, вальцовочной сталью, хлопком, алюминием. Из «страны друзей» взамен шли машины, оборудование, изделия легкой промышленности. Жорж, который в Lausitzer Rundschau занимался экономикой, иронизировал: «Согласно Ленину признаком колониальной зависимости страны является поставка природных ресурсов в метрополию -- в обмен на готовые продукты. Выходит, СССР находится в колониальной зависимости от ГДР?»

В рамках СЭВ маленькая ГДР была общепризнанным лидером в развитии современных технологий. Но предписанное партнерство с «братскими странами» приносило ей мало выгоды. Отсутствие на внутрисэвовском рынке конкуренции для экспортных предприятий ГДР приводило ко все большему их отставанию от международных стандартов качества и технологий.

При этом ГДР довольно долго неплохо жила на дешевых поставках советских нефти и газа. Сырьевая вольница, правда, завершилась после 1973 года, когда Европа испытала первый энергетический шок. С 1974 по 1981 год цены на советскую нефть возросли в 6,5 раза, при этом цены на экспортную продукцию из ГДР оставались почти неизменными. Чтобы покрыть нефтяные счета, республике приходилось поставлять больше вагонов, станков и оборудования, морских судов и потребительских товаров. Тогда, в конце 70-х, руководству ГДР и пришла спасительная, как казалось, идея -- переоборудовать энергетические установки на местный бурый уголь (крайне, надо сказать, низкокачественный). А нефть из СССР после переработки перепродавать на Запад. На какое-то время продукция из нефти (сырья, которого в ГДР не добывалось ни капли) действительно стала для нее важнейшим источником валютных поступлений. Эта торговля процветала несколько лет благодаря системе взаиморасчетов, придуманной в СЭВ: цены в торговле между странами-партнерами хотя и устанавливались в целом на уровне мировых, но в основу брались средние показатели за истекшее пятилетие. Благодаря этому именно в период взрыва цен на Западе ГДР получала из Москвы дешевые нефть и газ.

Расплата наступила уже в следующем пятилетии. Когда цены на нефть и газ в Европе снова упали, в СЭВ пришла пора очередного перерасчета, и цены установили исходя из высокого уровня предыдущих лет. С 1985 года ГДР была вынуждена приобретать советские энергоносители по ценам намного выше мировых, продажа нефтепродуктов на Запад стала исключительно убыточной. С середины 80-х кривая роста задолженности ГДР Западу неудержимо поползла вверх. А «письма» новомосковских горняков перестали согревать партийную душу Эриха Хонеккера.