На церемонии вручения шестой премии Александра Солженицына самого писателя не было. Впервые за все годы существования премии. И это, конечно, очень печально. Хотя поэты-лауреаты Ольга Седакова и Юрий Кублановский, представлявшие награжденных члены жюри Никита Струве и Павел Басинский, другие выступающие сделали все, что могли, дабы придать собранию в Доме русского зарубежья высокий и радостный смысл.

Лейтмотивом всех тщательно подготовленных и обильно инкрустированных стихотворными цитатами речей явилась не столько похвала поэзии (формула Седаковой, упомянутая во вступительном слове члена жюри Натальи Солженицыной), сколько ее защита. Седакова и Кублановский предстали светлыми паладинами, хранителями священного огня и вещего слова в пору «глухоты паучьей». При этом времена минувшие, на которые пришлась самиздатско-подпольная молодость поэтов (для Кублановского обернувшаяся трудно пережитым изгнанием из Отечества), оказывались чуть ли не привлекательней дня сегодняшнего, когда книги Седаковой и Кублановского лежат на прилавках, а их авторы получают престижные литературные премии. Очевидная болезненная и искренняя несправедливость этой то скрыто, то прямо обозначавшейся мысли требует не темпераментных возражений, но серьезного продумывания. На всякий факт найдется контраргумент. Кто-то скажет, что совестно петь отходную стихам в присутствии таких ярких и свободных поэтов, как удостоенная премии Солженицына в 1999 году Инна Лиснянская и Олег Чухонцев, Александр Кушнер и Лев Лосев, Вера Павлова и Михаил Айзенберг, Олеся Николаева и Сергей Гандлевский, Тимур Кибиров и Владимир Салимон, Елена Шварц и Максим Амелин (ряд -- в зависимости от вкусов припоминающего -- может всяко длиться, сворачиваться и варьироваться). Кто-то тут же ткнет оптимиста носом в скукожившиеся тиражи, нищенскую участь многих поэтов, наплыв версификаторского шарлатанства и общее отвыкание «деловитого» социума от звуков чудных. Им некогда шутить, обедать у Темиры иль спорить о стихах... -- так писал Пушкин в 1830 году, пристрастно противополагая современности, что торопится с расходом свесть приход, ушедший в небытие «золотой» осьмнадцатый век.

Произнося похвальное слово Кублановскому, Анатолий Найман напомнил, что поэт всегда в конфликте с современностью, но тут же принялся конкретизировать это горькое общее правило применительно к нашим -- по-особенному поэзии враждебным -- дням. Он же, говоря об этической и мировоззренческой основе поэзии Кублановского, тут же уточнил, что вообще-то поэт может быть каторжником, как Франсуа Вийон, и священником, как Джон Донн, лишь бы ощущали цельность и природность его слова. Такого рода логически неразрешимые противоречия, видимо, лежат в природе поэзии и подлинно страстного ее читательского переживания. Большая поэзия не от мира сего и потому-то сопряжена с земной болью, одиночеством, отчаянием и поиском их преодоления. Мы знаем, как чистая лирика, просветляя душу читателя, формирует его человеческое достоинство и гражданское чувство. (Случай Мандельштама -- самый наглядный; случай Пушкина -- самый мощный.) Именно поэтому поэзия всегда «в крепком подозрении», а прославление ее неотделимо от внутренней тревоги за судьбу вещего слова -- такого смешного и хрупкого, бесстыдного и бесполезного.

Поэты не были бы поэтами, признай они, что на дворе нынче «полный порядок». Зло нынешнее агрессивно и привлекательно, ибо коренится во зле вчерашнем -- о чем умно и точно говорила Ольга Седакова. Как в позднесоветскую эру человеку предлагалось не знать, в какой стране он живет, так нынче предлагается забыть о вине и раскаянии, без которых не может быть исцеления. Стихи Ольги Седаковой и Юрия Кублановского (как ни относись к их весьма несхожим творческим манерам) -- это поэзия, слово, влекущее в горнюю высь и неотрывное от нашей страшной истории. «Неуместность» этих поэтов и привела их к особой награде -- премии Александра Солженицына, писателя, всегда защищавшего жизнь, свободу и человека. А значит -- и поэзию.