Год назад президентские выборы в Ингушетии выиграл кандидат, победа которого оказалась неожиданной для многих местных политиков. О том, что ему удалось сделать за прошедший год, глава Ингушетии Мурат ЗЯЗИКОВ рассказал корреспонденту газеты «Время новостей» Ивану СУХОВУ.

-- Ингушетия остается зажатой между двумя «кризисными» границами: в Чечне идет контртеррористическая операция, а в Северной Осетии по-прежнему помнят о конфликте 1992 года. Есть ли у республики шанс сохранить стабильность?

-- Со стороны у многих складывается впечатление, что на Северном Кавказе вообще сплошная Чечня. Уверяю вас, это не так.

-- Но после прошлогоднего рейда Руслана Гелаева и боев в селении Галашки возникло впечатление, что Ингушетия превращается во вторую Чечню. Люди очень настороженно восприняли приход федеральных войск. Каковы сейчас настроения?

-- По Галашкам обстановка спокойная. Она была спокойной и в те дни. Конечно, были и есть силы в республике, в стране и за рубежом, которые хотели бы, что бы в Ингушетии развернулся театр военных действий по чеченскому сценарию. Но я вам скажу по секрету -- ничего у них не получится никогда. Военным я сразу сказал, что в республике не будет ни одной зачистки, мы сами в состоянии навести порядок на своей территории. Мы должны быть хозяевами на своей земле.

-- Самым ощутимым последствием соседней войны остается, видимо, вопрос беженцев?

-- По последней переписи в Ингушетии живет 480 тысяч человек. Летом прошлого года беженцев из Чечни было 200 тысяч, сейчас на территории республики остается 64 925 человек. При этом исключительно, абсолютно соблюдался принцип добровольности возвращения. Около 10 тысяч ингушей, уехавших из Чечни, вообще не собираются туда возвращаться. А есть еще беженцы из Северной Осетии, которые покинули Пригородный район во время осетино-ингушского конфликта 1992 года.

-- В октябре прошлого года вы и президент Северной Осетии Александр Дзасохов подписали соглашение о сотрудничестве, которое должно было положить конец этому конфликту. Соглашение как-то помогло беженцам?

-- Хотелось бы, чтобы соглашение работало более эффективно. Сейчас в 8--10 раз увеличился поток людей, которые ездят в Осетию. Люди учатся там, лечатся во Владикавказе, ситуация стала принципиально другой даже на бытовом уровне. Я считаю, что все зависит от руководителя, особенно в Северо-Кавказском регионе. Сейчас люди впервые за десять лет увидели вместе двух президентов, увидели, что у нас с Дзасоховым нет полярных точек зрения. Оба народа жили, живут и будут жить вместе. В нашем соглашении записано, что все беженцы должны вернуться в места прежнего постоянного проживания. До сих пор между республиками было подписано полторы сотни договоренностей, которые никого ни к чему не обязывали. Наше соглашение иное, действует бессрочно, постоянно, надо только работать.

-- Однако, несмотря на соглашение, сотни ингушей так и не могут вернуться в Северную Осетию -- осетинские власти запрещают им въезд в четыре села, расположенные в так называемой зоне водозабора.

-- Я не знаю, что такое водозабор. Я знаю, что люди должны вернуться к местам прежнего постоянного проживания.

-- Беженцы из Пригородного района Северной Осетии показывали нам новые паспорта, которые им выдала осетинская милиция, -- в них не проставлена прописка и нет сведений о прежнем паспорте. До конца этого года такие паспорта должны быть у всех. Но, не имея в паспорте штампа о регистрации, человек лишается права претендовать на возвращение. Как бы вы прокомментировали эту ситуацию?

-- Действительно, такой факт был, и это вопиющее беззаконие. В Северной Осетии в связи с этим работала большая группа. Это наследие старой ситуации, когда говорилось, будто невозможно совместное проживание, не созрел морально-психологический климат.

-- Но мы видели у беженцев совсем новые паспорта, выданные уже в апреле этого года.

-- Я знаю. Сейчас мы стараемся найти решение.

-- Ингушетия, как и многие соседние республики, дотационный регион, который возлагает сейчас большие надежды на федеральную целевую программу «Юг России». Каково в ней место республики и удастся ли добиться увеличения финансирования?

-- Ингушетия в программе представлена, но не так, как нам хотелось бы. Но теперь я буду возглавлять ассоциацию «Северный Кавказ», и, думаю, мои коллеги, главы регионов, меня поддержат, чтобы Ингушетия была представлена лучше. Ингушетия -- высокодотационный регион, помощь федерального центра очень важна. Дело в том, что у нас нет бюджетообразующих предприятий. Нефтекомплекс был разворован, сейчас мы только приступаем к его реанимации, сельское хозяйство тоже подлежит восстановлению. После прошлогоднего наводнения мы построили 2000 домов -- без помощи федерального центра мы бы не справились. Нам бы хотелось привлечь более серьезные инвестиции в строительство новой столицы -- Магаса. Сейчас его еще нельзя назвать городом, готовы только три-четыре административных здания, но уже строятся и жилые кварталы. А федеральная помощь поможет и нашим соседям в Чечне увидеть, что можно сделать, если жить мирно и стремиться строить, а не искать особых путей развития.

-- Грузинскую границу стали воспринимать как источник опасности?

-- Грузия -- наш вечный сосед. У народов России и Грузии никогда не было разных целей. Есть, конечно, политическая конъюнктура, но время все расставит по своим местам. У ингушей с грузинами не было проблем никогда в истории. У меня есть приглашение от Шеварднадзе, я планирую посетить Тбилиси. Но для меня непонятно и неприемлемо, когда американский беспилотный самолет-разведчик летает вдоль российско-грузинской границы. Я говорю не как генерал спецслужб, а просто как гражданин России. Тем не менее отношения с Грузией у нас есть и будут. У нас 64 км границы, мы должны укреплять наше приграничное сотрудничество.

-- В Ингушетии полно своих проблем, в том числе и с беженцами. Тем не менее вы приглашаете сюда русских, уехавших в начале 90-х годов.

-- Да, к нам уже вернулись 27 русских семей, и есть еще 200 заявлений от жителей Краснодарского края. Я считаю, что Ингушетия -- оптимальное место, благоприятное для решения национальных проблем на Кавказе. Здесь, а не в Страсбурге решаются проблемы Юга России. Для меня было неприемлемо, что мы идем по пути мононациональной республики. Даже воюющая Чечня оставалась многонациональной. Национальная политика в России -- очень сложная проблема, и сегодня ею только начали заниматься. Ведь само по себе наличие министерства по делам национальностей и региональной политики вопроса не решает. Должна быть концепция, общий, государев подход к этой проблеме. Сегодня он наметился -- мы идем по пути, когда нет очерченности национальных особенностей, мы возвращаемся к интернациональным корням. Чувство национальной гордости, конечно, должно быть, но оно должно быть шире и глубже. Это должна быть общенациональная гордость за российский народ. Национальная политика не в том, чтобы говорить: мы самые самобытные. Это крайности. У нас одна судьба, одна страна. Я считаю, что у нас один Бог, один государь, одни, общие цели -- вот из чего должна исходить национальная политика. Когда мы будем знать, что именно так и никак по-другому, все у нас сложится. Это должно быть состояние души.