«Петербургский диалог», задуманный в 2001 году как ежегодный форум для обсуждения общественных проблем русских и немцев, в 2003 году оказался международной конференцией, где обсуждались судьбы мира в постиракский период. Участие лидеров России, Германии и Франции в дискуссии, состоявшейся 11--12 апреля, превратило северную столицу России во второй по значимости, после Багдада, источник мировых новостей.

Итогом встречи Владимира Путина, Герхарда Шредера и Жака Ширака можно считать слова, сказанные британскому премьеру Тони Блэру по телефону французским президентом сразу после его возвращения из России домой. «Восстановление Ирака может происходить только под эгидой ООН», -- заявил г-н Ширак. Пожалуй, в самой общей форме справедливость этого тезиса вряд ли вызывает где-либо в мире серьезные возражения. Даже в Вашингтоне, не говоря уже о Лондоне. Вопросы возникают только в отношении безапелляционности утверждения президента Ширака, а главное в способах и сроках восстановления Ирака, а также источниках его финансирования. Госсекретарь США Колин Пауэлл отверг предложения Москвы, Парижа и Берлина уже спустя несколько часов после того, как они прозвучали на берегах Невы: «Мы не готовы сказать, что конфликт подошел к завершению и мы уходим, чтобы передать все в руки ООН». Американо-британская коалиция не намерена снимать с себя ответственности за будущее Ирака в пользу «центральной роли ООН».

Можно ли критиковать победившую (а в этом петербургская тройка не сомневается) коалицию за такой подход? Разумеется. Но вот логично ли? Ответ на этот вопрос не кажется однозначным. Вот если бы Вашингтон и Лондон начали бы войну с санкции ООН и приписали бы себе все лавры победы, не деля ее итоги с мировым сообществом, -- тогда, безусловно, правомерным было бы осуждение со стороны этого сообщества.

Но Москва, Париж и Берлин сделали все, чтобы не допустить одобрения Совбезом ООН прямой санкции на войну, и поставили, таким образом, «военную» коалицию перед выбором -- брать или не брать на себя всю ответственность как за силовое решение иракской проблемы, так и за его последствия. Выбор был сделан, хорош он или плох -- другой разговор. И думается, что протестовать против стремления американо-британцев нести основное бремя тягот в начальный период постиракского восстановления имеет столько же смысла, сколько собирать многотысячный митинг в Москве с требованием остановить войну в Ираке в день, когда пал Багдад.

В Санкт-Петербурге президент Франции сказал о своем ощущении, будто «мы присутствуем при каком-то эксперименте». Он риторически вопрошал: «Примем ли мы завтра мир, где одна страна заставляет принять свою волю, или это будет многополярный мир?» А президент России говорил, что международное «право призвано обслуживать реальную жизнь», но реальная жизнь «развивается быстрее, чем нормы права», причем «такими темпами, которых человечество никогда не знало». Германский канцлер рассуждал о том, что «мировое сообщество до сих пор находится в поисках норм и правил, по которым оно должно существовать». То есть Путин и Шредер тоже говорили о мировом «эксперименте», происходящем на наших глазах. Все они, тем не менее, как лидеры «демократических стран», «приветствовали падение иракской диктатуры», призывая предотвратить гуманитарную катастрофу в Ираке. При этом Владимир Путин признавал, что силы альянса «делают все» для этого, но «масштабы проблемы настолько велики, что справиться с ней они одни не в состоянии». Ну а что если справятся? Ведь с военным решением справились.

Вопрос в другом, и об этом размышляли, но, возможно, вслух откровенно не решались говорить европейские лидеры в Санкт-Петербурге. Что будет, если американо-британский «эксперимент» в Ираке удастся полностью, и в войне, и в мире? Каким будет этот мир? Будет ли в нем, как спрашивал на петербургском форуме Жак Ширак, «гарантирована свобода народам при полном уважении к их самобытности?». И действительная проблема состоит в том, что положительный ответ на этот вопрос ни Америка, ни Британия дать не в состоянии. Так что у «эксперимента», к сожалению, пока открытый финал.