Как сказывается американское вторжение в Ирак на внутриполитической конъюнктуре России? Очень серьезно, и это, возможно, обернется сюрпризами даже в электоральном смысле.

Российское общество по идеологическому принципу делится совсем иначе, чем можно заключить из партийных пристрастий. Наша партийная система создавалась на скорую руку, в нее постоянно вбрасывались совершенно незрелые игроки, а некоторые реально репрезентативные силы искусственно исключались. Она соотносится с обществом перекошено, поэтому и вызывает недоумение и брезгливость. Народ думает, чувствует и считает по иным лекалам, нежели те, что предложены ему российскими партиями и политтехнологами. Убери завтра эти партии, и в принципе ничего не изменится -- можно будет легко созвать новые или вообще забыть о них, как о недоразумении. Но это не значит, что народ деполитизирован и безразличен, просто он выбирает свое и чужое в иных категориях.

После начала американской агрессии в Ираке россияне в подавляющем большинстве переживают происходящее кожей, сердцем, напрягая извилины, выражая эмоции. Российская власть в лице президента Путина выступила в ситуации с Ираком вполне определенно. Эта позиция антиамериканская. Совершенно очевидно, что всплеск соответствующих настроений в обществе не есть следствие этого выбора российского президента. Скорее всего и он принял довольно трудное решение не только под воздействием настроений населения. Путин не раз доказывал, что может настаивать на своем даже тогда, когда симпатии масс не на его стороне. Например, своей поддержкой ультралиберального экономического блока в правительстве.

Вставая на сторону «мирной коалиции» (Франция, Германия, Китай, исламские страны и др.), Путин руководствовался геополитическими соображениями. Народ формирует свое мнение с помощью иных аргументов и умозаключений, чаще опираясь на эмоции и интуицию. Но как бы то ни было, эти два подхода совпали в фокусе антиамериканизма. И это уже социальный факт.

Резонанс в точке антиамериканизма между обществом и властью сообщает власти дополнительную легитимность, формирует новую структуру консенсуса. Этот консенсус имеет четкие идеологические параметры: национальная идея, державность, отторжение американского стандарта, укрепление статуса России как мировой державы. Многие скептики называют это «фантомными болями утраченной империи», «ностальгией». Пусть так. Но вместе с тем это своеобразная ремиссия: социальные мифы имеют силу и мощь мобилизующего фактора. Версальский договор, к примеру, через национальную фрустрацию немцев породил Третий рейх.

Путин, действуя вполне корректно по отношению к США, получил качественно новый социальный ресурс во внутренней политике. У него есть сейчас дополнительные санкции. Действия США вывели международную ситуацию за рамки правового поля, окончательно обрушив старый миропорядок, созданный на Ялтинской конференции 1945 года главами правительств СССР, США и Великобритании.

Президент России получил при этом особый исторический мандат на уверенные и активные действия в сложнейшей международной обстановке. За спиной у него -- социальный консенсус антиамериканизма.

Что такое антиамериканизм? Он, конечно, затрагивает США и их политико-экономическую систему лишь косвенно. Неприятие распространяется в первую очередь на выпады Америки в отношении других стран -- «Россия может стать следующей», а не на нее саму. Это оборонительный, консервативный, защитный антиамериканизм, антиамериканизм выживания. Именно в таком качестве он имеет массовый характер. Это отличает его от иных форм антиамериканизма, свойственных право-консервативным православно-патриотическим или, напротив, коммунистическим кругам, которые отвергают США в принципе. Но перед лицом событий в Ираке эти грани стираются, становятся несущественными. Идейный и радикальный антиамериканизм растворяется в более масштабном пассивном и приблизительном антиамериканизме масс.

Безусловный фокус этого общего явления -- сам президент. Левая и националистическая оппозиция тем самым утрачивает свою платформу. Ей остается утверждать, что «Путин недостаточно жёсток», что отталкивает массы, явно не готовые к дальнейшему градусу радикализации, и многих сторонников из числа самой оппозиции. Фактически в такой ситуации президент становится по-настоящему интегрирующим элементом общества, осью социально-политической жизни, прямым выразителем чаяний и ожиданий большинства (сверх необходимого). И все это происходит в предвыборный период.

Как Путин воспользуется этим? «Единая Россия» едва ли способна внезапно стать партией «умеренного антиамериканизма» и «просвещенного антиглобализма». Мы знаем, что партии в России пекут как блины, так что теоретически «Единой России» можно было бы создать замену. Хотя, скорее всего, Кремль на такие эксперименты не решится -- времени до выборов осталось совсем мало.

Путин сам по себе фактически и есть партия. Причем, в отличие от «Единой России», партия политическая, отражающая исторические интересы социального и национального большинства. Такой Путин опирается на общество, руководствуется геополитикой, реализует национальные интересы, принимает вызов истории.