Джулия Кент появилась в Петербурге как послесловие к фестивалю «Мариинский»: бал закончен, все гости давно разъехались по домам, хозяева вздохнули и впряглись в ежедневную репетиционную работу (в ближайшем будущем -- две премьеры), а тут вдруг прибегает девушка и говорит: ой, я тоже хочу у вас потанцевать. Ну конечно, отвечают ей вежливо, как же без вас. Вот «Жизель», пожалуйста. И партнер вам образцовый -- Андриан Фадеев.

Девушка, впрочем, не из воздуха сгустилась -- она балерина American Ballet Theatre, и работает с ней в АВТ не кто-нибудь, а Ирина Колпакова -- кумир петербуржцев пятидесятых-шестидесятых годов. То есть публика, раскупившая все билеты на эту гастроль, была ведома не простым балетоманским любопытством -- взглянуть на приму дальнего театра, но соображениями «экспорта наследия», «передачи традиции» и т.п. Проще говоря -- как там наша балерина этих американок обтесывает.

Оказалось, по хорошо знакомому канону. Достаньте пленку из наших пятидесятых -- и вы увидите стиль Джулии Кент.

Танец преподносится как экспонат в музее -- вот, обратите внимание, арабеск. Влить хоть капельку искренности, чуточку непосредственности (Жизель ведь, крестьянская девочка, умирающая от обманутой любви) считается дурным тоном. Поэтому в вариации первого акта главное -- демонстрация апломба. Умение держать позу (но ведь Жизель вся -- движение). Любые эмоции штукатурятся «большим стилем» и уже поверх него рисуются заново. Простодушный воздушный поцелуй, посланный графу Альберту во время вариации, так значительно «произнесен» рукой, что кажется жирно-опереточным. То, что у Жизели больное сердце, подчеркнуто, многократно акцентировано; сыграна почти клиническая усталость человека с пороком сердца. Зрителю же надо объяснить, с чего это девушка умирает. А когда перед смертью Жизель сходит с ума, то психическое расстройство разложено по фазам (в финале определена буйная истерика с лихорадочным отрыванием лепестков воображаемых цветов). Но между фазами сияют секундные зазоры-пустоты, и в эту пустоту дует бездушный ветер.

С гастролью Джулии Кент мы взглянули в легендарное прошлое (с учетом, разумеется, разницы школ и возникающих отсюда технических возможностей). Парадное прошлое, к восьмидесятым законсервировавшее Мариинку в «балетный Эрмитаж». Но после диковатой, сбивчивой, прорывающейся куда-то за грань страданий Жизели -- Дианы Вишневой и недавно гастролировавшей в Мариинке полудетской и сияюще-ясной Жизели -- Алины Кожокару смотреть на Джулию Кент совершенно невозможно. Теперь принято быть искренними. Прошлое окончательно ушло в историю. Но еще хорошо продается в Америке.