Вчера ранним утром, с четырех до восьми, российские телезрители (наряду с миллиардом зрителей в остальном мире) впервые в истории могли наблюдать прямую, полную, не подмонтированную и не зализанную трансляцию главного американского шоу -- церемонии вручения «Оскаров» (спасибо Первому каналу, будем надеяться, такие трансляции станут традицией). Данные о рейтингах этой трансляции пока недоступны -- неясно, сколько россиян предпочло голливудское великолепие мирному сну. Но те, кто добровольно обрек себя на бессонную ночь, получили в итоге зрелище странное, внутренне противоречивое и необыкновенно поучительное. Результаты известны -- о триумфе «Чикаго» и «Пианиста», а пока хочется обратить внимание на причудливую конкуренцию между двумя самыми впечатляющими шоу современности -- киношным и военным.

Поначалу все выглядело благопристойно. Перед входом в Kodak Theatre убрали красный ковер, звезды облачились в скромные наряды темных расцветок (ох, видели бы вы эту скромность!), церемонию обещали прерывать регулярными выпусками военных новостей. Заданная нота сдержанности была нарушена ведущим шоу -- известным и далеко не бесталанным комиком Стивом Мартином, который ураганом ворвался на сцену и заявил для начала, что переспал с Николь Кидман, Хэлли Берри, Рене Зельвегер и прочими звездами, намекнул на гомосексуальные пристрастия Джека Николсона (!) и сообщил, что пол-Голливуда успели принять совместную горячую ванну с Кети Бейтс (обладательницей «Оскара» за фильм «Мизери» и вчерашней номинанткой). Поначалу ему удалось ошеломить аудиторию своим бесстыдством, и первые авторы благодарственных речей ограничивались скромными реверансами в адрес коллег, родных и друзей. Слегка отрезвили собравшихся лишь слезы актера Криса Купера («Оскар» за роль второго плана) и его робкий призыв к миру. Речь Купера встретили аплодисментами.

Бомба взорвалась, когда на сцену за «Оскаром» за лучший документальный фильм («Боулинг для колледжа Колумбайн») поднялся известный режиссер и общественный деятель Майкл Мур и начал стыдить Джорджа Буша, «фиктивного президента, посылающего людей на войну по вымышленным причинам». Меньшая часть аудитории захлопала, большая -- затопала ногами и закричала «бууу!». Заранее проинструктированный оркестр заглушил последние фразы бунтовщика. И это при том, что едва ли не все присутствующие щеголяли «миротворческими» значками на лацканах и блузках. А через час те же люди громовой овацией встретили слова новоиспеченного оскаровского лауреата Эдриена Броди (исполнителя главной роли в «Пианисте»): «Верите ли вы в Бога или Аллаха? Он смотрит на вас с небес. Так помолимся Ему о быстром разрешении конфликта».

Так что дело тут, скорее всего, не в войне и мире, а в боязни занять позицию, в неумении найти продуманную альтернативу бездумному патриотизму и безвольному пацифизму. И американские новости, и оскаровская церемония оставляют одинаковое впечатление недоговоренности. Словно все силятся сохранить хорошую мину при плохой игре и больше всего боятся «потерять лицо». Военные путают карты, опровергают друг друга, утаивают информацию (куда подевался тон победоносных сообщений о Буре в пустыне и ударах по Талибану?). Звезды осторожничают, избегают определенных формулировок, прибегают к эзопову языку (чем-то все это до боли напоминает памятную по советским временам «фигу в кармане»). До этого Голливуд успел серьезно подпортить имидж военной кампании в Ираке резкими антивоенными заявлениями. Теперь война «отомстила» Голливуду, превратив его главный праздник в зрелище крайне сомнительное и двусмысленное даже с точки зрения элементарных приличий.