«Сказки Гофмана» Жака Оффенбаха, вторая в этом сезоне премьера Мариинского театра, готовились с особым тщанием. Деньги на постановку дал большой любитель музыки американский миллионер господин Альберто Вилар, недавно создавший совместный фонд двух театров: Мариинского и Лос-Анджелесской оперы. Ставила спектакль Марта Доминго, жена всемирно известного тенора, который ко всему прочему является руководителем Оперы Лос-Анджелеса и сопредседателем совместного фонда двух театров, возглавляет Общество друзей Kirov-Opera в Лондоне, да и просто хороший друг Валерия Гергиева.

В смысле репетиций режиссеру был выдан карт-бланш. Декорации и костюмы по эскизам известного художника-дизайнера Джиованни Агостинуччи были изготовлены в театральных мастерских Рима и Милана. Оригинальное световое решение спектакля принадлежало питерскому мастеру Глебу Фильштинскому. Музыкальное руководство спектаклем весьма успешно осуществил первый ассистент Гергиева Джанандреа Нозеда.

На премьеру спектакля торжественно прибыл сам Пласидо Доминго, привезя с собою кавалькаду именитых итальянских гостей. Сидя рядом с Гергиевым, он с нескрываемым удовольствием наблюдал за крепко сшитой работой своей жены, одобрительно похохатывая в комические моменты и яростно аплодируя в каждой паузе. Спектакль Доминго явно нравился. Ничего удивительного, ведь он являл собою почти точную копию знаменитой Ковент-Гарденской постановки, в которой участвовал и сам великий певец (видеозапись английского спектакля широко известна и часто показывается по телевидению).

Впрочем, публику «переводная картинка» нимало не смущала. Она наслаждалась пышным зрелищем и красивыми голосами молодых солисток Мариинки -- Анны Нетребко (Антония), Екатерины Соловьевой (Джульетта), Ларисы Юдиной (Олимпия), Екатерины Семенчук (Никлаус). Героем обоих премьерных спектаклей стал ведущий тенор Мариинки Виктор Луцюк. Его голос аккуратно и нежно взбирался на самые опасные верхние ноты сложной партии Гофмана. Выразительными и рельефными в своих ролях вышли оба баса -- Сергей Алексашкин (Линдорф и Доктор Миракль) и Геннадий Беззубенков (Коппелиус). В четырех гротескных ролях второго плана -- Кошениля, Питтикинаккио, Франца и Андреаса -- блеснул юркий Владимир Феленчак.

Однако актерская и режиссерская работа все же значили в спектакле меньше, чем его зрелищная, живописная составляющая. Роскошные, украшенные блестками, перьями и страусиными плюмажами венецианские костюмы, плавно покачивающиеся гондолы и меланхолическая луна над ночной панорамой волшебного города вызывали единодушные аплодисменты. Не хуже обстояло дело и со сценой бала, украшением которой было множество кукол-уродцев -- созданий Спаланцани (его партию с большим юмором провел Кирилл Душечкин). Они густо усеивали стены, скрипели и дергали конечностями в такт музыке, поводили глазами и разевали рты. Вход стерегли два громадных щелкунчика с отвисающими челюстями. Огненноволосое чудище растопыренными пальцами аккомпанировало на арфе знаменитой виртуозной песенке Олимпии.

Пышная театральность, не стесняющаяся оперных клише, и наивное подражание жизни в сценическом поведении героев -- так можно охарактеризовать режиссерский стиль Марты Доминго. Она не искала в опере Оффенбаха, виртуозно балансирующей на границе академизма и популизма, двойных смыслов, подводных течений, подтекстов и аллюзий. Певцы, не стыдясь, выходили на авансцену, чтобы спеть свои восхитительные арии и дуэты, не смущались неестественно выстроенными мизансценами. В том была своя прелесть и свои резоны. От потакания певческой природе постановка скорее выиграла. Те, кто хотел услышать красивую музыку, ее услышали. Те, кто хотел получить красивое зрелище, его увидели.