Большой симфонический оркестр имени Чайковского -- один из немногих столичных коллективов, которые могут себе позволить такую роскошь, как заботу о концептуальной цельности своих программ. И более того -- могут пригласить под нее правильных исполнителей. Такое, конечно, случается не всякий раз, но тут уж грех жаловаться. Великолепная равелевская программа, которую на днях показал БСО в Большом зале консерватории, -- результат плотного и долгого сотрудничества с Французским культурным центром, швейцарским фондом Pro Helvetia, швейцарским и турецким посольствами.

В программе практически невозможно найти изъянов. Музыка достойная и красивая, вместе с тем нет очевидных хитов типа «Болеро» или «Паваны на смерть инфанты». С двухручным фортепианным концертом соседствует гораздо реже исполняемый, крайне неудобный, леворучный (написанный в 1930 году по просьбе пианиста Пауля Витгенштейна, потерявшего руку на войне). С эффектной, вполне известной балетной музыкой -- «Вальсом» и второй сюитой из «Дафниса и Хлои» -- вокальный Равель, совсем уж невозможный в обычных российских условиях.

Специфическую французскую музыку у нас петь не умеют -- тут нужен совершенно особый вокал, терпкий и ароматный, ровно такой, как был у гостьи БСО швейцарской меццо-сопрано Брижитт Бале. Из трех западных участников программы -- французского дирижера Филиппа Бендера (московские слушатели должны его помнить по позапрошлогоднему «Осуждению Фауста» Берлиоза), турецкого пианиста Хусейна Сермета и певицы Бале -- именно последняя вызывала наибольший интерес. Она считается одной из лучших во французском репертуаре, понимает толк в Моцарте, барочной и современной музыке, работала с Аббадо, Ашкенази, Арнонкуром, Херевеге, Риллингом, ценится как камерная певица. Ее небольшой ровный голос с красивым, насыщенным тембром нисколько не портили чуть тускловатые верха. Ее музыкальность и пылкий темперамент и впрямь замечательно подходили к арабескам равелевской «Шехеразады» и «Двух еврейских мелодий».

Однако дирижерская работа принесла не меньше радости -- причем сидящим как в зале, так и на сцене. Оркестр с искренним увлечением купался в роскоши равелевских гармоний, грамотно шурша контрабасами, булькая бас-кларнетами и переливаясь сольной флейтой (Мария Федотова), вместе с тем послушно следовал твердой руке французского дирижера. Бендер продемонстрировал сочетание страстности и рационалистичности. Неясные импрессионистские формы приобретали под его руками жесткость и прочность, красочные переливы -- динамичность и остроту. Выбирая темпы и динамику, он избегал интеллигентных компромиссов и излишнего гурманства, смело шел на риск и получал оглушительный эффект в прямом и переносном смысле этого слова.

Стамбульский пианист с прекрасным парижским образованием (среди его учителей были Оливье Мессиан и Надя Буланже) вызвал наименьшее количество восторгов, что в данном случае совсем не обидно. Благодаря участию Сермета, с восточной мягкостью игравшего равелевские блюзы, программа окончательно приобрела ближневосточный колорит, а слушатели вовсе перестали вспоминать «Болеро», привычную Испанию и баскских предков Равеля.

Подпись к фото:

Брижитт Бале и Филипп Бендер смешали восточную страстность и французский рационализм